Досель было. Втымеж ведь разбойства было много.
Был еще один разбойник, Васька Журавлев. Неуловимый был. Поймают его, а он обязательно уйдет из тюрьмы дня через два. Или стоскуется по жене, придет домой. Побудет немножко и говорит ей:
— Иди в полицию и скажи, что я дома. Награду возьмешь за мою голову.
Ну, она не идет. А он все же ее уговорит. Пойдет она с доносом. К ней сразу и нагрянут. У бабы сердце в пятки: поймают ее мужика, казнят. Обыщут весь дом, никого не найдут. Во дворе попадется им какой-нибудь нищий или дворник старый да глухой. Вот и спрашивают раз дворника:
— Дедушка, не видал Ваську?
— Нет. Спит еще на печи.
— Да нет его на печи.
— Ну, нет — тогда не знаю.
А сам еле двигается. Уйдет только полиция, а следом записку приносят к приставу: «Все вы дурни набитые. Отдайте моей бабе выкуп за мою голову. Был я дома. С вами имел счастье разговаривать в образе дворника». Нечего делать, выдадут бабе деньги. Боялись его очень. Хитрый он был. Часто проводил он полицию переодеванием, и никогда его узнать не могли. А ему от этого двойная выгода: дома побудет и деньги баба получит.
Теперь здесь поля да села, а когда-то, сказывали старые люди, были непроходимые леса, а в лесах тех жил знаменитый атаман Кудеяр. Бары пуще огня боялись Кудеяра. Когда они ехали лесом, то переодевались в крестьянскую одежу. Но Кудеяра трудно было провести, он по рукам узнавал, посмотрит на руки, а у барина руки гладкие да белые.
— А ну, — скажет, — слазь! Хоть ты и в другой коже, а сердце у тебя все то же.
Сколько раз хотели поймать Кудеяра, да где там, ищи ветра в поле. Как-то идет царская стража Кудеяра ловить, а навстречу им мужичок.
— Ей, старина, — говорят, — а не знаешь ли, где тут Кудеяр?
— Как не знать, — отвечает тот, — сам видел, как он по сосне взбирался, до неба хотел добраться, а добрался или нет — про то не знаю.
Задрали те головы и смотрят, а мужичок смеется
— Дурак — как мешок, что в него сунут, то и несет Сказал так-то и пропал. А это и был сам Кудеяр.
А вот еще такой случай был. Собрал богатый барин пир. Созвал он гостей, почитай, со всей округи. Лакеи снуют, музыка играет, вино рекой льется, одним словом, господам — и то такой пир в диковинку. Ну, ладно, сели это за столы, а барину докладывают, что какой-то большой начальник приехал.
Подкатила эта тройка к барскому крыльцу, выходит начальник с виду молодой, но такой строгий. Провели его к столу, поднялись все и стали вино пить. А барин выпил стакан и стал бахвалиться:
— Все боятся Кудеяра, а вот я нет, только попадись он мне на глаза, так я его на первой осине повешу.
Встал тогда начальник, что приехал, и смеется:
— А может, этот самый Кудеяр с вами за одним столом сидит?
Перепугались господишки, стали друг друга оглядывать, а начальник, что приехал, снял с головы парик и крикнул:
— А ну, кому хотелось увидеть Кудеяра?!
Наставил он на них пистолет, а бары от испугу в кучу сбились, стоят трясутся.
Засвистел Кудеяр, и тут же его люди сбежались. С барами тогда круто расправились, а добро барское крестьянам роздали.
(…) Около Хренниковой мельницы, по Ксизовской дороге, зарыто сорок бочек золота под плошавым корнем, в дурном верху. Кудеяр тогда давным-давно, при царе Иване Грозном, почту ограбил да и спрятал туда.
То же и на Лысой горе, Ендовиной называется, у Козьмином лесу — три кадки золота… Тут жили силачи-богатыри. У них была застава, городище. Еще на моей памяти был тут огромный строевой лес, глухой-глухой, что и войти в него страшно; при шоссе было городище. Это, как бы сказать, курганок такой, небольшой; там и теперь еще видны вороты и проезд.
Такое же городище было и в селе Козачьем (в семи верстах от первой заставы).
Никому они ни проходу, ни проезду не давали. Если одному из них не под силу справиться с кем, то один разбойник бросает другому топор, а тот уж понимает, что идти надо. Вот какая силища-то! Да что до сказу, мой дядя родной выкопал кости богатырские — одна кость до колена, нижняя, больше трех аршин.
Катерины Второй суда по реке ходили, и на суда эти Кузьма Рощин нападал. Тут недалеко Лысая гора есть. Так вот все больше около этой горы нападал он. Пойдет царское судно, Рощину кричат:
— Едут, мол, Катериновы слуги!
Протянут веревку через реку, остановят судно, команду перебьют, денежки заберут, а судно в пруд уведут.