Вот одна старушка по лесу бежала. На коровку пошла в деревню занять три рубля. Не хватало у ней на покупку, а скотина была тогда дешева. Сколь-то она набрала, а трех рублей нету. Бежит она в деревню, а уже темнеет, она боится, скоро бежит. Видит — навстречу ей идет мужик здоровый, высокий, красивый.
Говорит он ей:
— Бабушка, куда бежишь, куда торопишься?
— Рощина боюсь, — чай, сумерки.
— А чего боишься — у тебя денег много?
— Где много — заняла в деревне у родных три рублика.
— А зачем три рублика?
— Да на коровку не хватает.
— А сколько корова стоит?
— Да рублей восемь аль десять.
Он вынимает ей деньги, дает десять рублей:
— Вот тебе, бабушка, на корову. Рощин я самый и есть. Да ты не бойся меня, я купцов граблю, бедных людей не трогаю.
Старушка схватила десять рублей, зажала в кулак да бежать!
Рощин, бывало, платок расстелет и плывет по реке. А то насыплет золото, и без его разрешения никто не берет.
Он все ровно сквозь землю видел. Бывало, спросит отца:
— Макаров, где ты был?
— На Колодливом озере.
— А золото, насыпленное в рогожах, видал?
— Видал.
— А взял?
— Нет, не взял.
— А мог бы взять горсточку или две!
— Да я побоялся.
— Ну и дурак, взял бы. Твое же золото, не купецкое.
Есть озеро, на нем плавучий остров из деревьев. Ветер подует — плавучий остров перейдет к другому берегу. А под теми деревьями к корням лодка цепями привязана, а в той лодке рощинские клады лежат.
Рассказывают, будто Ворожеину письмо от царицы пришло. Царица пишет: «Уничтожь Рощина, озолочу тебя!» И пошел Ворожеин на темное дело.
Вот как Рощина поймали. Он все к одной девушке ходил. Ворожеин задумал Рощина извести и обратился к этой девушке:
— Ты мне Рощина с головой выдай.
Она не хотела, да Ворожеин ее настращал. Вот поехал Рощин на Колодливо озеро гулять, а девушка побежала на Ворожейку и говорит:
— Рощин гулять едет.
Ворожеин за Рощиным, солдат собрал, солдаты пришли. Раскинул Рощин кафтан, хотел по воде уйти, не может. Окружили его и убили.
Как убили его, — вдруг кругом все в кустах заплакало, застонало. Из озера огненный столб метнулся, птицы из озера повылетели, звери повыбежали, гром ударил. И все озеро закричало:
— Убит! Убит!
Беглец Криволуцкий был на славе. Он на жителей не нападал, он брал с казны для всего миру.
А в Белоусовском руднике Банщиков был вор. От худой жизни был вор, такая им жизнь была, бергалам: у крестьянина в гумнешке соломки возьмет, свою скотину покормит. Говорили: вор.
С Криволуцким бегал Мосеев. Говорит раз Криволуцкому:
— Вот в Белоусовке вор Банщиков.
— Какой вор: он соломку берет. Разве это вор! Вот мы с тобой сделаем воровство: вся Томская губерния с голодухи пропадает, а мы спасем.
Побегали они. Криволуцкий ночью к руднишному приставу забрался, пистолет наставил, одежду его взял, оделся — будто пристав.
Побежал в село, к становому.
— Собирай народ. Буду деньги раздавать. Которые голодные — тем деньги: казна дала, царь велел.
Народ собирается, он дает. По тридцать рублев, по сорок, по пятьдесят на душу дает.
И в другом селе дает. Народ говорит: это да! А начальство уже смекнуло и давай его преследовать.
Под Змеевым поймали. И давай его судить:
— Ты, Криволуцкий, где деньги взял?
— А в городу, в соборе. Там сорок тысяч было, в ящике лежали. Сколько людей голодует, а деньги лежат, архирей спит на ящике. Мосеев его за рясу стащил, архирея-то.
Судья судит:
— Куда ты деньги девал?
— Половину народу раздал, а половину себе на разгул оставил.
Засудить его засудили, да кандалы не держали. Потом опять бегал.
Старик у нас был, Бычков Николай Николаич, пять лет, как помер. Мальчишкой он коней пас, так его Криволуцкий взял с собой бегать. Сказывал Николай Николаич:
— Бежал он на одной лошади, я — на другой. Ежели речка саженей пять — он сразу перемахивал. Вот заедем в укромно место, в яр. Криволуцкий говорит:
— Ну, я лягу, ты охраняй.
Как захрапит — под ним земля ходит. Вес в нем был с одной рубахой — семь пудов семнадцать фунтов.
А в Белоусовку погулять ездил. Наши его не выдавали.
В воду уходил Криволуцкий. Подадут попить — он и уходил.
Сидел здесь, в волости, начал трубу разбирать (в трубу хотел податься). Отняли.