— Как найти город Игната, люди добрые?
— Не найдете вы города!
— Отчего так?
— Спросите своих стариков.
— А чего спрашивать?
— Они вам скажут про Игната, что он им говорил.
— А что Игнат говорил? — пытает мадьевский.
— А Игнат говорил: «Кто пошел со мной, тот мой». А ваши старики не пошли за Некрасой. Чего ж искать потерянное? Не найдете!
Ну, гуляют на корабле да посмеиваются над мадьевскими. А тот, что перепил, возьми да скажи с пьяных глаз:
— Найдем, мать вашу!..
Начал он ругаться, корабь-то и пропал. Стоят мадьевские на берегу пьяные, а корабля нет. Казаки чуть не убили того, кто ругался.
Бабушка сказала:
— Глупой тот казак, зло для всех сотворил. Как у него язык не отсох за такие слова?! Может, те люди на корабле за нами прибегали? А он все дело испортил. Круг после учил неразумного, да что пользы!
Задумали мы, некрасовцы, переселяться на родину в 1908 году.
А как идти в Расею, когда мы ее не знаем? Вот старики приговорили на кругу: «Послать ходоков».
Поехали наши ходоки в Расею. Мой родитель Тимофей Михайлович Мантаев был тоже ходоком. Когда вернулись из Расеи, родитель гутарил:
— Приехали мы в самую Москву, а потом — в Питенбург. Принял нас царь.
— Кто вы? Что за люди?
— Мы казаки-некрасовцы.
— Где живете? — спрашивает царь.
— Живем в Турции. Предки наши ушли с Дона от царя с царицей. Долго мы пробыли у турка, а теперича не хотим у него жить, желаем в Расею.
Царь спрашивает:
— А есть у вас предметы — документы, что вы, некрасовцы, русские люди?
— Есть, — отвечаем царю.
— Ну, покажите.
— Не могем того сделать, у нас с собою нет.
— А где же предметы?
— Мы бы показали вам, царское величество, да все предметы на Майнозе остались.
— Привезите предметы, тогда гутарить станем.
Дед Шашкин, Егор Иванович Семутин, мой родитель возвернулись на Майноз. Собрался круг, все доложили о разговоре царя. Круг решил: «Дать ходокам знамя Игната Некрасова и грамоту от круга за Игнатовой печатью».
Взяли все это ходоки, побегли в Питенбург. Прибегли. Пришли до царя. Дали ему документы, предмет Игната.
Царь развернул знамя, поглядел через него на солнце, увидал на нем Игната оружейного. Тогда царь поверил, что мы некрасовцы, и сказал:
— Да, вы русские казаки! Вот теперича вижу, что вы некрасовцы. Нельзя вам у турков оставаться, надо переселяться в свои пределы. Нельзя, чтоб вы погибли на чужой земле. Вы много страдали в своей жизни…
Гутарит так царь, а сам глядит на Игнатов портрет и плачет. Дюже ему было удивительно: «Триста лет где-то наша русская кровь пропадала, терпела много зла, а вот все живая и возвертается в Расею!»
Тогда сказал царь:
— Дам я вам землю, живите на ней! Хватит скитаться.
Выписал нашим ходокам документ на землю. Приехали они на Майноз. Поднялись мы, рыбаки, и пошли в Расею. Пришли, а земли на Дону нам не дали. Поселили в Грузии. Старики, дед Шашка, Е. И. Семутин, мой родитель сказывали:
— Правду наш Игнат гутарил: нельзя до царя возвертаться, царь обманет.
Землю нам на Дону и Кубани не дали. Мы были беженцами, пока не пришла Советская власть.
Старики наши все знали, про все гутарили, а вот чего царь плакал, так и не узнали. Мы тоже не знаем, чего это царь плакал.
Пугачев-то был-то был, да под именем Петра III, Петр Федорович. Он только назывался Пугачевым. В конце-то концов он здесь женился из нашего поселка, здесь формировал казаков.
Он сошелся не то с итальянской барышней, не то с княгиней. Она заняла его престол, а его скинула и дала известие поймать его и доставить живым. Его поймали.
Взвод полковников, не полковников, а оборотней казаков устроили выпивку. А Пугачев и жену с собой взял. Ну, вот, обратился Пугачев к казаку и попросил чарку водки. А главный-то говорит:
— Ему и воды много.
А казак попросил:
— Я ему свой пай отдам.
Когда туда доставили Екатерине Пугачева, сказали, мол: «Привели». Вышла она, посмотрела и говорит:
— Ну, что, набегался?
— Ну да, — говорит.
Сошла она с престола и отдала ему престол. Этого казака, что водку ему давал, полковником сделала, а полковнику голову велела отрубить.
А у Петра уже ребенок народился. Жену он отправил в монастырь, а сам на престоле остался. Это все точно было.
Дотла выгорела станица Татищевская, когда на нее наступал Пугачев. Солдатам пришлось расположиться где попало. Они были грязны и оборваны. С утра многие принялись за дело: кто уцелевшую от пожара баню топил, кто мундир чинил. У всех было хлопот полон рот.