Проходит год, а ссыльный ни с места. Губернатор снова в Баргузин приехал и видит, что Михайло воробьев ловит. Тут он спросил его:
— Сколько ты поймал?
— Да вот, господин губернатор, ежели этого словлю, то еще девять останется.
Губернатор рассердился на Кюхельбекера, махнул рукой. Так ссыльный Михайло до самой смерти прожил в Баргузине, и никто его оттуда не мог выжить.
Приходит одна баба к Карловичу и говорит:
— Помоги, мой родимый, замучилась, головы на себе не чую, ноги с трудом волочу.
Посмотрел на бабу Карлович, стал во весь рост, подошел к ней и спрашивает:
— А давно вы перестали головы не чуять?
— Как чай не попила, так голова турсук турсуком, так и отламывается.
Приложил свою руку Карлович к бабиной голове, а баба и заговорила:
— Рука-то у тебя, Карлович, холодна, адали лягушку только из рук выпустил.
Карлович рассмеялся и говорит бабе:
— Значит, голову-то чуешь, раз говоришь, что рука холодная.
Бабе стало неловко от этих слов, и хотела она уйти, но Карлович ее задержал, дал ей осьмушку байхового чаю и сказал:
— Поправитесь — придете скажете.
Баба ушла.
Много прошло дней, пьет баба чай душистый и хвалит Карловича. А Карлович запечалился, думал, на самом деле баба захворала, раз не идет к нему. Не утерпел он и пошел к ней.
Заходит в дом и видит: баба куда с добром, квашню мешает и на лице красный цвет.
— Как здоровье? — спросил Карлович.
— Спасибо тебе, родимый, вылечил ты меня. Карлович достал из курмы четвертушку цейлонского и дал бабе. Вот оно, бабье лекарство-то.
Чернышевский умный человек был. Схватится спорить с царем, так царь всегда отступал, и против Чернышевского он в дураках оставался. Царю это не в понраву приходилось: как это так, какой-то простой Чернышевский да будет слыть умнее самого царя. Взял царь собрал себе во дворец всю знать, посадил за стол, тут на самом видном месте усадил он и Чернышевского. Вот, думает царь, сейчас я тебя так опозорю, что на веки вечные забудешь меня оспаривать.
Царь с царицей заняли тронное место, и задает ни с того ни с чего вопрос:
— Ответь мне, господин Чернышевский, почем ноне свинина?
Все удивились, некоторые даже громко ахнули, а Чернышевский встал и как ни в чем не бывало отвечает:
— Ежели свиньи такие, как ты с царицей, то нипочем.
От такого ответа царь с царицей в обморок упали.
Чернышевского сначала за это посадили в крепость, а потом осудили и в Сибирь на каторгу привезли.
(…) Чернышевский был самым главным и умным сенатором при царском правительстве. Как только надо царю что-нибудь сделать, он вызывал к себе сенаторов и в первую очередь самого Чернышевского. Вот у них начинался спор. Царь — свое, а Чернышевский — свое.
Однажды они до того доспорили, что Чернышевский сказал ему:
— По наружности ты царь, а по уму — баран.
Царь сразу же позвал стражу, заковали сенатора в цепи и в Сибирь. А с дороги видит Чернышевский, что его везде с лаской встречают, он и отписал царю: «Доброго человека и цепи украшают, а барана и в золоте не уважают». А весь спор-то, говорят, между царем и сенатором шел из-за того — нужен народу царь или нет. Чернышевский говорил, что народу нужен царь, как попу гармонь али рыбке зонтик, а царь говорит сенатору — без царя, что без бога, не дойдешь и до порога.
Хоть и пострадал за это Чернышевский, а он был прав. За то народ ему почесть отдавал.
МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЗА:
Былинки, бывальщины, псевдобылички, легенды
О лешем
Нашински мужики не однова в лесу лешего видали, как в ночное ездили. Он месячные ночи больно любит: сидит, старик старый, на пеньке, лапти поковыриват, да на месяц поглядыват. Как месяц за тучку забежит, тёмно ему, знашь, — он поднимет голову-то да глухо таково:
— Свети, светило, — говорит.
Дед мой был рыбаком. Рыбачил он на реке. Речка не так большая.
Вот в одну прекрасную ночь ехал с лучом и встретил лешего: стоит одной ногой на берегу, второй — на другом.
Дед вынужден был проезжать между них, между ног этих, и говорит:
— К этим бы ножищам да красные штанищща — был бы молодец!
Леший перешагнул реку, пошел в лес и захахал с повторением:
— Ха-ха-ха! К этим бы ножищам красные штанищща — был бы молодец!
А речка была примерно с Петровский канал шириной. Свободно леший мог переступить и бывшую Мариинскую систему…