Выбрать главу

Когда до реки оставалось не больше трех сотен шагов, кортеж Ее Величества еще немного повернул к востоку – туда, где темнела Долина Туманов. Лаони прилось слегка дернуть повод кобылы Амаддарила, потому что та вознамерилась и дальше бороздить рыхлый снег – благо, силы и выносливости ей было не занимать. Карета Ее величества теперь была первой в процессии, и ее колеса начали увязать, потому что сани, что прежде приминали перед ней снег, вдруг оказались позади. Кучер даже стал нервно оглядываться на остальных, боясь, что усилившаяся тряска побеспокоит Ее Величество, но та молчала и даже не глядела в окно. Но каким бы неудобным ни был путь, даже королевский кучер натянул поводья, когда в десяти шагах перед ним показалась идеально ровная граница, отделяющая привычный ему мир от земель Туманной Долины: слой снега за нею, словно по-волшебству, стал на порядок тоньше. Переход был столь резкий и ровный, что никому не хотелось первым нарушать эту границу. Кроме лошади Амаддариэла.

Обрадованная облегчением пути кобылка тут же поспешила вперед всех на новые просторы. Носферату же был так погружен в себя, что и не заметил, как оторвался от всех на пятнадать шагов. Лаони долго сомневался и собирался с силами, прежде чем тронулся вслед за ним. А потом уже, видя, что ничего страшного с ними не случилось, поторопил своих лошадей и королевский кучер. Один за другим путники пересекали границу Туманной Долины. Никто не говорил ни слова, чтобы не показать свое волнение и страх.

Когда кортеж приблизился к скопищу деревьев, оказалось, что вдоль реки есть что-то вроде широкой тропы: никаких отметок или дорожных столбов здесь не было и быть не могло, но деревья росли таким образом, что оставляли широкий проход. Ветки их зловеще наклонялись, сплетаясь над головой путников, отчего люди поминутно оглядывались, ожидая какого-нибудь подвоха. Но все было тихо.

Смысла тащиться в конце процессии не осталось, и народ потянулся вперед – поближе к Ее Величеству в надежде на защиту от неизведанных опасностей. Позади остались только Вострум и Талатос со своими слугами.

- Не такой вы ее себе представляли, верно? – хитро прищурился на лисского правителя Талатос.

- Да как сказать, - пожал плечами Вострум. – Пока не встретил, я и не верил в них вовсе, в Хранительниц-то. И не знал почти ничего. Если б не сказители из Элвы, которым не лень каждый божий день рассказывать на площади свои сказки, так и не сообразил бы, кто она такая. Но в чем-то вы правы, господин Талатос, я не такой ее себе представлял. Честно говоря, она весьма… кхм… непоследовательна в своих суждениях. Жестокий ли правитель или мягкосердечный, но решения его всегда должны быть продуманы. А она следует своим мимолетным желаниям.

- Ну, положим, некоторым и таким способом неплохо удается решать проблемы страны. Если б госпожа Томи думала, прежде чем что-либо делать, она бы не оказалась правительницей полуэльвов. Иногда хорошие душевные порывы позволяют нам повернуть жизнь в более успешную колею.

- Если б это было так, госпожа Томи не покоилась бы на дне реки. Вот только с исчезновением госпожи Томи ничего особенно не изменится, а от желаний Ее Величества мир вполне способен рухнуть.

- Кто знает, - снова улыбнулся Талатос, разглядывая своими круглыми глазами окружающий пейзаж. Деревья вокруг становились все более странными: стволы их перестали быть прямыми, они сходились и расходились, изгибались под причудливыми углами, словно в дни своей юности они никак не могли решить, где же верх. Некоторые ветки не имели конца и росли сразу из двух деревьев. Время от времени попадались цветущие яблони: листьев на них не было, а белые цветы, не имеющие никакого запаха, отцветая, зависали в воздухе и падали так медленно, словно их спускали вниз на невидимых нитях маленькие паучки. Пока цветы опускались, они вращались, хотя ветра здесь не было. Талатос протянул руку и подставил ее под один из цветков, но тут же отдернул, когда между его ладонью и невесомым чудом проскочила маленькая, но оттого не менее болезненная молния.

- Да, деревья тоже лучше не трогать, - посоветовал ему Вайзал, потирая обожженную где-то руку. – Особенно вон те, поросшие древесными грибами с сиреневыми прожилками.