Из кухонного окна донеслись позвякивания и постукивания посуды: Тоня принялась готовить обед. Через некоторое время оттуда же послышался спокойный разговор, и Тоня золотисто рассмеялась. Тивелий улыбнулся. Ему тоже нравился их гость.
Тамиладу поправлялся быстро. В этом ему помогали и снадобья Сайлуса, и забота Тони, и покой и мир в душе. У Тивелия никогда не было сына, и Тамиладу занял это почетное и выгодное место. «Вот кончатся дожди, поедем с ним на рыбалку, - подумал лавочник, вытягивая ноги вдоль крыльца. – Куда-нибудь подальше, на озера за Толагиевой». Он посидел еще немного на крыльце, прислушиваясь к разговору:
- Представляешь, прямо при мне берет и снимает чулки! – сказал Тамиладу. Тоня испуганно охнула и хихикнула. – А сама-то и так в одних подштанниках кружевных. Сидит у костра, пятки голые греет. А мне и отругать ее хочется, и не за что вроде как: мокрые же чулки-то. И смотреть стыдно, а ей – хоть бы хны! Будто так и надо.
- Хоть бы в кустах спряталась, - утвердительно закивала Тоня, помешивая тесто. Масло на двух чугунных сковородках уже нагрелось, девушка быстро залила их тонким слоем теста и сунула в печь. Постояла некоторое время, наблюдая и думая о чем-то, а потом спросила, чуть стесняясь:
- Красивые у нее ноги-то?
- Ну, как сказать… - тут уже смутился Тамиладу: он, конечно, видал женские ноги и мог сравнить, но не рассказывать же об этом Тоне! – Тонкие такие. Загорелые. На подростка она походит очень.
- Может, и есть подросток, - предположила девушка. - Оттого и не стыдно ей – дитя же малое, неученое.
- Что неученое – это верно. Ни одной легенды не знала. Но телом не дитя, - Тамиладу задумался, подбирая подходящие выражения, чтобы не смутить девушку. – Одежды-то на ней мало было, что и вовсе не прикрыто, а что угадывалось. Вот у тебя изгиб в талии видишь, какой плавный. И у нее такой же был. Нижняя юбка тоже за просто так сзади округляться не будет. Ну, и спереди… Не сильно так, но круглилось.
Тоня покраснела и поспешила заняться блинами. Тамиладу тоже смутился и переменил тему:
- Она была совсем другая. Скорее мужчина, чем женщина. Несла меня легко, как ребенка. Уставала, конечно, но больше от ходьбы и неудобной позы, чем от моего веса. Через кусты проходила как через травяные заросли – только ветки трещали. А еще вот странная деталь: кошки ее не боялись.
- Да ну? – искренне удивилась Тоня, округлив глаза. Известное дело: кошки – животные дикие и очень шустрые, людей не любят. Увидеть их трудно, поймать – практически невозможно, приручить – даже не надейся.
- Ага, - кивнул Тамиладу. - Лежим с ней, бывало, на привале, а кот невдалеке прохаживается, принюхивается. Меня – за версту обходит. А к ней нет-нет да и сделает полшажочка, будто бы невзначай. Как она к реке уходит, так он непременной за ней. Хвост трубой пушится, лапы мелькают. Некоторые, что посмелее, так и вовсе об ноги ей терлись, будто за свою признавали.
- Не может быть, - потрясенно протянула Тоня и чуть не сожгла блин.
- Под конец похода, когда мы на дороге оказались, я тоже готов был ей в ноги упасть. Если б встать мог. Да, видно, не судьба, - сказал он и надолго замолчал.
Обед прошел в спокойной семейной обстановке. Когда последний блин исчез с тарелки, и Тивелий удовлетворенно крякнул, откидываясь на спинку стула, Тамиладу спросил:
- А где в Элагиеве храм? Сколько раз здесь был, ни разу не видел.
- Не местный, вот и не видел, - ответил хозяин. – Да и местные его не видят.
- Как это?
- А нету его, храма-то.
- Как же вы живете без храма? Кто летописи ведет? Кто детям легенды рассказывает?
- Ну служитель-то у нас есть, - пожал плечами Тивелий. - А храм сгорел. Давно. Почитай, века два уже минуло. Он раньше посреди торговой площади стоял, высокий, резной. Заговоренный от гнили и поджога. А от молнии не заговоренный! Она-то и вдарила прям в середину. Дерево вспыхнуло, как бумага, всю площадь озарило – дело-то ночью было. Люди из домов выбежали, едва служителя успели вытащить, как крыша стала обваливаться. Тушить никто и не подумал. Стояли и смотрели. На следующий день служитель стал просить людей построить новый храм. А все отмалчиваются: площадь, вишь ты, больно для торгов удобная. Храм и проехать мешал и расторговаться. Да и душе в храме нет отдыха, если вокруг тебя такая кутерьма. Вот, кто-то ему и сказал: иди, мол, на речку, там свой храм строй. Служитель обиделся, ушел. Долго его искали. Старик, видишь, с характером был. Но от призвания своего не отказался: то там, то тут ребята встречали мудрого эльва, который им «сказки» сказывал про Белую Королеву и про море Забвения. Да все на реке: то на рыбалке ребята его встретят, то на купании. Народ и смекнул, что старец на Вдовий остров ушел. Приплыли к нему на лодке, стали упрашивать, чтоб вернулся. А тот – ни в какую. Сами, мол, велели на речке жить. Ну пошумели люди, поуговаривали. Потом все ж таки сладили ему посередь реки избушку, бумаги на летописи привезли, камень вещий с пепелища. С тех пор там и живет. Дети к нему на лодке плавают, легенды слушают.