- Ам? А, Ам?
- Что?
- И не стыдно тебе?
- За что?
- А я ведь знаю, когда девушки расплетают мужчин.
Амаддариэл густо покраснел.
- Скажи честно: тебе было приятно, верно? - она подползла на четвереньках и с ехидной гримасой попыталась заглянуть ему в глаза. Амаддариэл упорно отворачивался. - Было, по лицу вижу, что было. Говоришь, традиции? Обычаи? Что ж ты по традиции сначала на мне не женился?
- Отстань! Какие тут традиции, ты же почти мужчина!
- Но все-таки женщина, верно? И теперь тебе сты-ы-ыдно.
- Ты не женщина, ты ведьма, - Амаддариэл наконец нашел в себе силы взглянуть наглой гостье в глаза.
- Ну и что? Одно другому не мешает, - она пожала плечами. - Ну а пока, раз уж мы тут все равно застряли, я, пожалуй, вздремну. Разбуди, когда стемнеет.
И она преспокойно улеглась на свежее ароматное сено досматривать свои морские сны. Амаддариэл онемел от такой наглости, но потом закрыл рот, успокоился и тоже прилег - подальше, на всякий случай. Кожа у него чесалась, а щеки горели. Вот ведь, привязалась! И как ей после такого верить? Послушаешь ее, согласишься на какую-нибудь ерунду, а она потом тебя же за это стыдит. Весело ей, понимаете ли. Ведьма.
- Ладно, извини, - услышал он голос с той стороны сеновала. - За оба раза. Я больше не буду тебя трогать.
Амаддариэл хотел было спросить, когда был первый раз, но вспомнил сам: низкий потолок маленькой грязной комнаты с ведрами и щетками и сильные руки, оттирающие его от меда и скверны. Хорошо, он тогда не знал, что она девушка. Зато теперь знает. Перед глазами его снова пронеслись те недолгие мгновения, и Амаддариэл закрыл лицо руками от стыда. А ведь он так упорно пытался об этом не думать.
День клонился к вечеру. Улицы Горгии – столицы Лисса – постепенно наполнялись гуляющими. Тут и там открывались двери, и из них выплывали напомаженные дамы в сопровождении своих томных кавалеров. Стайки прохожих плыли по улицам, словно зефирные облачка. С балконов один за другим свешивались круглые фонарики на цепочках. Фигура высокой женщины в плаще выделялась среди этого романтического пейзажа, как черный ворон посреди заснеженного поля. Она шла, рассекая волны толпы, вдоль торговых рядов. За ней семенила рыжая служанка.
- Этот, - Гостья Вострума (а это была именно она) ткнула пальцем в жемчужный браслет, возлежащий на алой подушечке.
- Но госпожа, - испуганно залепетала служанка, - не слишком ли это дорого? То есть, я хотела сказать…
Девушка попятилась, голос ее сошел на писк, потом совсем пропал под тяжелым взглядом хозяйки.
- Возьми. Браслет, - Гостья выплюнула слова, словно две гири. Рыженькая почуствовала, как что-то тисками сдавило ее грудь, схватилась руками за сердце и вжала голову в плечи. – Заплати сколько нужно.
Гостья пошла дальше, не оставляя служанке времени на спокойный разговор с торговцем. Рыженькая трясущимися руками отсчитала монеты, ухватила браслет и, кое-как запихав его за пазуху, помчалась за хозяйкой. А та уже ткнула пальцем в новую покупку – на этот раз пару женских туфель большого размера.
Да, ноги у хозяйки были чересчур великоваты для такой высокородной дамы. Впрочем, высокородной ли? Рыжая не знала, кто эта женщина, зато хорошо помнила, что за болтовню служанок обещали прилюдно выпороть. Хотя, рассказывать ей было особенно нечего и некому. Семья осталась далеко – в Солмени. А рассказать она могла разве что о странном поведении управляющего: всякий раз, как дело касалось купания или переодевания, он выставлял всех слуг вон из покоев Гостьи. Говорил, госпожа очень целомудренна и не позволяет даже женщинам смотреть на ее тело. Хотя, у служанок на этот счет было иное мнение: ходили слухи, что в это время к ней приходит любовник. И не кто-нибудь, а сам Вострум, князь Лисса. Рыжая в это не верила: она видела, с каким презрением смотрит на него Гостья и каким пристыженным под ее взглядом выглядит их правитель.
Пока служанка предавалась размышлениям, укладывая в сумку все новые и новые покупки, они дошли до городской площади. Там выступали бродячие артисты из Элвы: в северном государстве не особо ценили певцов, зато Лисс всегда встречал их с распростертыми объятьями, и молодые люди иногда годами не возвращались домой. Правда, молодыми они только выглядели. Может, им по тридцать лет, а может, и по триста. Кто их разберет, этих эльвов.