— Дорогой мой, глядя на тебя, всем кажется, что у нас большое горе, а мы старательно хотим его скрыть. Завтра праздник, а не траурное сожжение!
Лицо Румиля было сурово-замкнуто, лишь глаза настороженно, внимательно наблюдали за происходящим. Его неизменный черный костюм был сегодня разве что из более дорогой ткани. Да на плечи телохранитель накинул длинный, белый плащ.
Элен с утра была в радостном возбуждении, как когда-то в детстве, когда веришь, что непременно должно случиться что-нибудь очень хорошее. Этим чудесным весенним утром ей хотелось смеяться и петь. Веселое настроение не прошло и сейчас, когда она стремительно шла по коридору в почтительно расступившейся толпе, замечая в ней старых знакомых и чуть ласковее им улыбаясь. Вот промелькнуло веселое лицо Велемира. Рядом с ним была его молодая жена. Чуть дальше слева стоял Итаран, полный достоинства хранитель библиотеки, потомок одной из самых знатных семей Раэнора. Вот важные и сосредоточенные, как всегда, жрецы. Здесь были все, кого она каждый день встречала во дворце, иногда оглядывая лишь краем глаза, а иногда и вовсе не замечая. Но сегодня — особый день! И княгиня с благодарной нежностью им улыбалась. Чуть дальше, в первых рядах, Элен увидела послов и с затаенной усмешкой отметила про себя, что даже на лицах морнийцев мелькает нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Исподволь вглядываясь в толпу, она заметила в самом дальнем углу площади, чуть в стороне от изливающей свои бурные чувства толпы, небольшую группу раэнорцев, отличавшихся от прочих скромностью, приглушенными тонами одежд и крайней сдержанностью. Это были альвы. Краем глаза она успела заметить, как от них кто-то отделился и тут же смешался с толпой. Княгиня перевела взгляд вперед, на освобожденные от щитов новые Северные ворота.
Монолитная плита, инкрустированная золотыми пластинами, была облицована перламутром. Тончайшие золотые нити отделяли переливы цветов от одного оттенка к другому. Узор, казалось, был прост. Над высокими горными пиками сияло полуденное солнце. Вязь охранной надписи больше походила на причудливо извивающиеся стебли цепких лиан. Прозрачно-синее небо, изумрудно-зеленая листва деревьев, снежно-белые лепестки первых весенних цветов, голубоватая прозрачность воды, розовая пена закатов отдали перламутру свои цвета. У самых ворот переминались с ноги на ногу четыре грима. Впереди, во главе своей артели, важный и нарядный, в малиновом кафтане, обшитом серебряным галуном, стоял Гройн. Он почти не спал в эту ночь, предвкушая час своего торжества. Теперь он докажет всем, кто первый мастер Раэнора. Он собьет спесь с этих надменных альвов. Княгине придется признать его, Гройна, превосходство. И это произойдет сейчас, через минуту. Грим от волнения тяжело дышал. Его напряженное лицо покраснело, руки теребили шапку, но единственный глаз горел упорством. Элен, внимательно вглядевшись в его лицо, ощутила чувства, переполнявшие грима. На миг ей стало жаль его. Не остановить ли все, не дать ли знак Талиону прямо сейчас? Однако княгиня твердо знала, что все беды Гройна — от его непомерного упрямства, которое нужно искоренить. Поэтому, не медля больше, она ободряюще улыбнулась гриму и подала знак к началу церемонии.
Коротко вздохнув и откашлявшись, бросив косой взгляд на сородичей, тоже еле сдерживающих волнение, Гройн обернулся к воротам и хрипло выкрикнул:
— Открывай!
Тотчас невидимые руки привели в движение механизм. В мгновенно наступившей тишине, такой, что Элен показалось, будто она слышит свое дыхание, послышался тихий, ровный стук. А еще через мгновение казавшаяся до этого монолитной плита раскололась на две части, и вместо нежного ажурного узора все увидели грозно сверкнувшие на солнце острые лезвия поднимающейся вверх позолоченной решетки. За ней был виден опускающийся на цепях мост. В тот же миг все словно разом обрели дар речи. Отовсюду слышались восхищенные возгласы:
— Великолепно!
— Восхитительно!
— Прекрасно!
— Да здравствует мастер Гройн!
Всем захотелось поближе взглянуть на чудесные ворота. Задние ряды зрителей напирали на передние, и стражникам с трудом удавалось сдерживать толпу. Румиль уже не раз с угрозой оглядывался назад, на самых ретивых и бойких, красноречиво положив руку на рукоять кинжала. Из свободных проходов слуги подводили лошадей, и кое-кто пытался верхом пробиться вперед. Шум стоял невообразимый. Гройн, расплывшись в счастливой улыбке, принимал сыпавшиеся отовсюду поздравления.