Когда придворные увидели, что их госпожа, повинуясь бесшабашному порыву, поскакала вперед, многие даже обрадовались возможности хоть как-то разнообразить надоевший ритуал, а заодно продемонстрировать свою ловкость и резвость лошадей. Горяча коней, они устремились вслед за госпожой, но догнать ее не смог никто, и тщетные попытки были оставлены. Посланники, переговаривавшиеся во время неспешной езды, с удивлением и неудовольствием последовали примеру раэнорцев, однако, ловя на себе кокетливо-призывные взгляды прекрасных всадниц, поддержали игру и пришпорили коней. Но лошади альвов лишь чуть прибавили ход, а ехавшие позади всех гримы и вовсе ничего не заметили, настолько они были увлечены друг другом. Колонна всадников растянулась по дороге, извиваясь, будто гигантская змея, и только когда она достигла рощи со спасительной тенью, к ней присоединилась княгиня, пропустила вперед подстегнувших лошадей герольдов и возглавила пышную кавалькаду.
Кеменъярлосс затих. Шум праздничной толпы смолк, проходы у палаток, лотков, помостов опустели. По склонам долины на раскинутых на траве цветных ковриках сидели в тени под матерчатыми навесами утомленные купцы, ремесленники, горожане. Солнце перевалило далеко за полдень, несколько раз сменялись стражники. Казалось, Аэрэлин подходил к концу. Однако утомленные раэнорцы, поднабравшись новых сил за время полуденного отдыха, ждали продолжения празднества. И вот наконец послышались резкие звуки труб, конский топот, и из прохладной тени на залитую солнцем дорогу вылетели герольды. Они проскакали мимо дозоров, будя окрестности грохотом подков и ревом труб. Едва они показались вдалеке, лениво развалившиеся на траве, разморенные сном раэнорцы тут же повскакивали на ноги и устремились вниз, обратно к палаткам и лоткам, на ходу поправляя прически и одежду.
Как чудесно начался день! Конь, бережно неся всадницу, летел по мощеной дороге. Рядом, чуть пропуская госпожу, ехал Талион. Он, как казалось Элен, тоже был радостен, отвечая неизменной улыбкой всякий раз, стоило только ей обернуться и взглянуть в его лицо. Вынырнув из рощи, дорога круто пошла вниз, в долину. Княгиню уже ждали вопящие от восторга и размахивающие руками подданные. Сдержав коня, Элен поехала медленно. Свита тотчас последовала ее примеру. Герольды врезались в ликующую толпу, пронеслись по очищенному стражниками проходу. Рев и крики усилились, на дорогу полетели цветы, мелкие серебряные монетки, цветные ленточки. Осторожно ступая по ним точеными копытами, вороной жеребец горделиво выгибал шею. Чуть позвякивали на его упряжи золотые капельки-подвески.
Приветливо улыбаясь встречающим, княгиня повернула коня в широкий ряд просторных палаток, рядом с которыми на высоких скамьях, покрытых бархатными накидками, лежали тяжелые фолианты. Тут же стояли люди в скромных одеждах со строгими, неулыбчивыми лицами. Это были писцы и переплетчики, а сами владельцы книг сидели под навесами и, не торопясь, объясняли таким же тихим и серьезным покупателям достоинства того или иного тома. Здесь, как всегда, было много иноземцев. Они платили за знания щедро, не торгуясь, бережно рассматривая старые свитки, заключенные в шкатулки из драгоценного дерева, листая древние, подпорченные временем страницы ветхих книг.
Элен ехала вдоль палаток, с улыбкой глядя на склоненных в глубоких, почтительных поклонах людей, а навстречу ей уже неторопливо шел советник Ондогер. Увидев его, княгиня остановила коня. Ондогер приблизился и, чуть склонив голову, бесстрастным, почти лишенным интонации голосом произнес:
— Княгиня, я счастлив представить тебе людей, обладающих небывалым мастерством и умением. Взгляни, что за чудо они сотворили.
Советник хлопнул в ладоши. Двое слуг вынесли из расположенной справа, в пяти шагах от Элен, палатки большую книгу. Третий нес подставку. Он установил ее напротив княгини, и слуги осторожно поставили фолиант на резную плиту. Книга лишь казалась легкой: тонкие ножки подставки под ее тяжестью врезались в землю. Закрытый на два крошечных золотых замочка футляр из тонкой кожи нежно-голубого цвета был окован резными уголками из золотой фольги. Княгиня с восхищением смотрела на выступающий из лазурной глубины золотой силуэт поднявшего паруса корабля. Открыв футляр, Ондогер перелистал несколько страниц. На белых листах, сверху украшенных рисунками, были начертаны четкие, ровные буквы. Почерк писца был легок, смел, но в то же время строг и не вычурен. Заглавные буквы — высокие, благородно-простые. Элен восторженно вздохнула и спросила Ондогера: