Чуть оглянувшись назад, Элен с досадой увидела, что по правую руку от нее, совсем рядом, разместились морнийцы. Ардук, глава посольства, скучающим взглядом обводил собрание, и на миг глаза княгини и морнийца встретились. Элен призвала на помощь всю свою выдержку, чтобы спрятать глубоко в душе начинавшие клокотать в ее сердце чувства, и, распахнув глаза, улыбнулась наивной, открытой улыбкой. Ответом ей была циничная ухмылка. Негодяй чувствовал свою неуязвимость и пользовался ею. Отведя взгляд, словно и не поняв вызова, княгиня посмотрела на стоявшего рядом Ирлинга. Тот ничего не замечал, увлеченный тем, что высматривал кого-то в яркой, колышущейся толпе. Зато Румиль тотчас ответил на взгляд госпожи, чуть сдвинув густые черные брови.
Убедившись, что можно начинать, Элен оглянулась налево, нашла взглядом церемонимейстера и чуть заметно склонила голову. Знак был понят Фреагором, не сводившим внимательных глаз с госпожи. Он встал со скамьи, взмахнул рукой, и герольды, выстроившиеся вдоль поля, поднесли трубы к губам. Пронзительные звуки разнеслись над Кеменъярлоссом, возвещая о начале состязаний. Тотчас давно ожидавший этого знака отряд северных двергов вышел вперед. Ступая нога в ногу, не спеша, уверенно, они приближались к сидящей под белоснежным балдахином повелительнице.
Все эти дни Угард был сам не свой. Он знал, что должен победить в предстоящем состязании, но не был уверен, что сможет это сделать. Конечно, он не размазня-новичок, кое-что уже успел повидать за свою недолгую жизнь. Отец, отец отца, да и все его предки служили князьям Раэнора. Не так давно пришла очередь Угарда. Но никто из его родичей никогда не был капитаном гарнизона, а он, молодой еще дверг, должен им стать. Его семья всегда жила небогато, но им и в голову не приходило жаловаться на судьбу. Таким пустякам значения не придавали, не то что мать Рины. Эх, если бы старый капитан, ее отец, был жив! Но проклятые офы все же сумели до него добраться. Угард хорошо помнил, как плакала Рина, когда вспыхнул погребальный костер.
Теперь дверг шел по ровному зеленому дерну, сосредоточившись на предстоящей схватке. Рядом, настороженно поглядывая, бесшумно двигался его будущий противник. Сидевшие на скамьях зрители вполголоса переговаривались, обсуждая достоинства и недостатки претендентов на победу. Капитаны гарнизонов меняются нечасто, поэтому многие раэнорцы видели подобную церемонию впервые. Они с любопытством разглядывали двергов и пытались угадать, кто из них станет победителем. Тут же возникали жаркие споры и ставились заклады. Однако ничего этого Угард не замечал. До его ушей долетал лишь неясный гомон голосов. Дойдя до воткнутого в землю маленького белого флажка, дверг и его соперник остановились, повернулись друг к другу, скинули плащи, расстегнули тяжелые окованные пояса, стащили с себя защищающие спину и грудь пластины из толстой дубленой кожи, сняли просторные холщовые рубахи и остались лишь в штанах из прочной дерюги, заправленных в сапоги.
Хоть Угард и был чуть выше своего противника, недостаток роста у того с лихвой возмещался мощными мускулами, бугрившимися под темной кожей. Зато Угард, не обладавший столь устрашающей силой, был более гибок и подвижен. Обритые наголо головы двергов, их широкие лица, крепкие тела блестели от пота. Едкий запах, ударив в ноздри молодого дверга, разбудил дремавший до поры в его душе гнев. Этот запах, запах врага, заставил его сердце забиться сильнее. Ноздри, ловя его, раздулись, губы раздвинулись, обнажив крепкие белые клыки. Его противник тоже подобрался, искорки бешеной злобы заплясали в темных прищуренных глазах. Стремясь устрашить врага, он напрягал мышцы, так и ходившие волнами, то вздуваясь, то опадая. Для застывших в напряжении бойцов понемногу исчезало все: Кеменъярлосс, толпы притихших зрителей, оцепившая поле стража. Исчезло небо, даже солнце померкло. Остался только стоящий рядом враг, которого нужно убить. Угард чувствовал, как это желание все сильнее захватывает его, как ярость застилает глаза багровой пеленой, как меркнет память. Перед ним теперь был не товарищ по гарнизону, не соратник, с которым они бок о бок сражались против нашествий степняков, не веселый приятель по буйным пирушкам, с которым делилась последняя кружка вина. Нет. Теперь он — чужак, а не родич. И так было со всеми, кто стоял сейчас на залитом солнцем зеленом поле Кеменъярлосс.