Оба, и Ардук, и Хаггар, уже не однажды были ранены, но раны только распаляли бойцов. Отшвырнув в сторону то, что осталось от щитов, надсадно хрипя, спотыкаясь, пошатываясь от усталости, они рубились, не думая о пощаде. И билась, расправляя крылья, за плечами Ардука черная тень, а Хаггара обливало жгучими лучами солнце. Воин Света и воин Тьмы, они кружились по полю, и то тень затмевала солнце, то дневное светило пробивало черный туман. А на востоке уже клубились сумерки. И арандамарец вдруг понял, что его жизнь теперь зависит от того, успеет ли он расправиться с врагом до того, как сядет солнце. Если нет, то его ждет неминуемая гибель. Морниец тоже понял это, и его черные глаза сверкнули торжеством. Удары становились все сильнее, и все труднее было их отбивать. Огненный диск склонялся за холмы, вновь обжигая Кеменъярлосс багровым пламенем, и его красные отсветы играли на потемневшей от крови стали мечей и кольчуг. Ярость клубилась в груди Ардука, алые лучи заката безжалостно били в глаза, он рубил, рубил… Его меч обрушивался на арандамарца, гнул сталь, оставляя на полированном металле глубокие шрамы-вмятины.
Хаггару пришлось отступить под градом безжалостных, смертоносных ударов. Время неотвратимо уходило. Все ниже, ниже сползало к земле солнце. Уверенность в победе исчезала. Как невероятно трудно дышать! Словно черные щупальца сдавили горло и грудь. Пронизывающим холодом повеяло от земли. Закоченели пальцы, державшие меч, и холод полз, неумолимо полз к сердцу, неся гибель. Но тут солнце вдруг вспыхнуло в последний раз, полыхнуло жаром, прогоняя могильный холод, светом своим рассекая черные плети тьмы, вливая в жилы Хаггара огонь. Жарко зарделись доспехи, заискрились золотом, обожгли морнийца невыносимым сиянием. Ардук закричал от боли. Его палило солнце, жгло глаза, плавило тело. А враг его вдруг исчез. Вместо него залитые слезами глаза посла увидели высокого огненного витязя, поднявшего для последнего удара светящийся меч. Морниец понял, что побежден. И безропотно, без страха и раскаяния принял он последний удар, не пытаясь ни бежать, ни уклониться.
Очнувшись, Хаггар перевел дыхание и огляделся. Ардук лежал у его ног в луже темной, густой крови. Шлем слетел с его головы, лоб был обезображен страшным ударом. Черные локоны слиплись, открытые глаза с изумлением смотрели в темнеющее небо. Он был мертв. Вот она, победа! Вокруг стояла звенящая тишина. Арандамарец почувствовал, как в него впились сотни испуганных глаз. Устало вздохнув, он вытер окровавленный меч плащом морнийца и вложил в ножны. Снял шлем, откинув назад волосы, отер лоб, а потом медленно пошел туда, где под белым трепещущим балдахином сидела княгиня. Настороженная тишина застыла над полем. Слышался лишь звук его неторопливых шагов, позвякивание доспехов и хриплое дыхание.
Хаггар вдруг невесело усмехнулся, представив, как испугается его победы княгиня, как удивится его присутствию здесь. Наверное, в знак печали этой тщеславной властительнице придется отменить дальнейшие празднества. Еще бы, убит такой важный гость, и кем! Вот она сидит, неподвижная, как статуя, только огромные глаза напряженно вглядываются в его лицо. Как же она бледна! Но то, что случилось дальше, повергло его в растерянность, смутило и сбило с толку. Ее глаза вдруг ожили, узнавая, заблестели влагой слез, и в них засветилась такая радость! Губы ее чуть дрогнули, а еще за миг до того на бледное, словно окаменевшее лицо вернулся нежный румянец. Устало улыбнувшись ей в ответ, арандамарец подошел ближе и произнес:
— Я выиграл единоборство, княгиня. Но заклад не возьму. Занять на предстоящем пиру место рядом с тобой считаю для себя куда большей наградой.
Она прикрыла сияющие глаза длинными ресницами и негромко ответила:
— Воля рыцаря — закон! — А потом словно вспомнила о забытой роли. Вновь лицо ее стало непроницаемым. Княгиня властным голосом произнесла, гордо вскинув голову: