Я смотрел в небесную высь,
Встретясь взглядами со звездой,
Что мою изменила жизнь.
— Лживый камень! — кричал я ей,
Черной бездне грозя кулаком. —
Что ты сделала с жизнью моей!
Где же счастье, любовь, где мой дом?
В дальних странствиях годы прошли,
И теперь я — седой старик,
Жалкий нищий, в грязи и пыли,
Я бреду, головою поник.
Состраданья не встречу нигде,
Ни себя, ни людей не люблю.
В сердце — пепел сгоревших надежд.
Лишь о скорой смерти молю!
Ярко вспыхнула в небе звезда.
Холодный, презрительный смех
И безжалостные слова
Сердце болью наполнили мне.
— Ты глупец! — хохотала она. —
Что искал в чужедальнем краю?
Для чего на суму променял
Жизнь, любовь и душу свою?
Неужели не понял ты -
Бесполезен был долгий путь,
И что тот недостоин мечты,
Кто страшится в себя заглянуть.
Так узнай же, бродяга, секрет,
Коим был ты всю жизнь томим!
Разливала волшебный свет
Я в ту ночь над домом твоим!
Как только он замолк, со всех сторон послышались недовольные возгласы:
— Зачем этого оборванца сюда пустили?
— Такие песни не к добру!
— О небо, какие лохмотья!
— И это в Аэрэлин!
— Какое неуважение, какая дерзость!
Старик, слушая гневные окрики, озирался вокруг. Он был растерян и испуган таким неласковым приемом. Элен неприятно поразили его трясущиеся морщинистые руки. Она строго спросила:
— Откуда ты взял эту песню?
Старик помолчал, а потом глухо, еле слышно пробурчал:
— Слышал в приграничных районах.
— Вот как? Что-то не верится, чтобы такие песни пели у нас в Раэноре.
Неожиданно он поднял голову, и из-под седых косм блеснули вызовом глаза:
— А чем твой Раэнор лучше других земель? Нищих и бродяг здесь ровно столько же, сколько и в других местах. Так почему бы им не сложить песню о своей несладкой доле?
— О, да ты дерзок! И откуда же забрел к нам? Судя по твоему говору — издалека.
— Из-за приморских гор.
— А здесь тебе что нужно?
— Ничего. Мне вообще ничего не нужно, княгиня. И твоей жалости тоже.
Элен невольно улыбнулась. Ее позабавила дерзость безумного нищего. Снова отдав распоряжение Румилю, она продолжала разговор:
— Ну что, понравилось тебе здесь, старик? Говорят, моя страна очень красива.
Нищий хмыкнул и дернул плечами:
— Может, и так. Только я бы не хотел оставаться в Раэноре.
Полусумасшедшая улыбка тронула его губы. Оглянувшись на гостей, он таинственным шепотом обратился к Элен:
— Ты разве не чувствуешь, как здесь трудно дышать? Какой тяжелый воздух! Слишком много мертвецов.
При этих словах княгиня нахмурилась, но тут к ней вновь склонился Румиль и подал расшитый серебряной нитью мешочек. Элен взяла его и бросила к ногам певца:
— Вот, возьми эти деньги. Ты их честно заработал. И ступай отсюда, тебе больше нечего здесь делать.
По губам старика пробежала странная улыбка. Он поднял мешочек, быстро спрятал его в лохмотья, и подбежавшие слуги вывели его прочь. Гости еще немного повозмущались выходкой нищего, а потом вновь принялись за трапезу. И вскоре о старике забыли.
Время близилось к полуночи. Пир был в разгаре. И гости, и хозяева, уже изрядно навеселе, хором тянули всем известные песенки о пьяницах-троллях, влюбчивых людоедах, веселых мельничихах, бравых смельчаках-рыцарях. С дальнего конца стола доносилась заунывная степная песня:
Путь лежит на восток, дом отсюда далек,
Лишь бескрайняя степь под ногами коня.
Шатер неба высок, дом отсюда далек,
Молодая жена ждет с похода меня.
Скалы, бурный поток, дом отсюда далек,
Чтобы встретить меня, пир готовит родня.
На другом конце могучие рыжеволосые северяне с обветренными лицами гремели:
Шумит прибой, волна за волной
На берег пустой нахлынет.
Смельчак-мореход, отправившись в путь,
В пучине бескрайней сгинет.