Его оплачут жена и мать,
Сын взгляд в бездну моря кинет,
Но, вечному зову верный, опять
Он парус над лодкой поднимет.
Позабыв о потере предводителя, морнийцы, стуча по столу кубками, разливая вино, кроваво-красными разводами растекающееся по скатерти, дружно ревели:
Расцветет цветок войны
И напьется вражьей кровью.
В сердце злоба пустит корни,
Отравляя жизни дни.
Расцветет цветок войны.
А откуда-то снизу доносился нестройный хор мощных, хриплых голосов, горланящих:
Ну-ка, присядь с нами рядком!
Выпьем, дружище, и песню споем!
Повеселимся мы от души!
Пей и пляши! Пой и пляши!
Музыканты старались вовсю. Кружились в танцах пары. И только за княжеским столом царило все то же строгое молчание. Здесь никто не смеялся, говорили вполголоса и сдержанно улыбались. Хаггару все это наскучило. Он уже нетерпеливо заерзал, измышляя способ, как бы поскорее отсюда вырваться, и не одному, когда Элен обратилась к нему:
— Гости будут праздновать до утра и встретят рассвет здесь. Если хочешь, останься с ними. А я сейчас уезжаю.
— Я бы хотел поехать с тобой. Только вот беда, коня-то у меня нет. А пешком, боюсь, не догнать.
Элен усмехнулась:
— Ты и верхом не догонишь.
Арандамарец в ответ рассмеялся:
— Я бы мог побиться с тобой об заклад, но не знаю, принято ли это у вас.
— Готова вступить в спор. Но не сейчас. Завтра княжеская охота. Тогда и испытаем резвость коней.
Она обернулась к телохранителю:
— Румиль, я уезжаю. Пусть подадут лошадь и для моего гостя.
Молчаливый телохранитель с поклоном удалился. Княгиня встала и, опершись на руку арандамарца, сошла с помоста. А гости продолжали веселиться, уже ничего и никого вокруг не замечая. Но тут рядом с Элен неожиданно оказался один из морнийцев и, покосясь на Хаггара, почти шепотом спросил:
— Княгиня, ты сказала, что даришь оплечье нам?
Элен недоуменно взглянула на него:
— Да, это правда. Оно ваше.
Морниец моргнул уже изрядно помутневшими глазами.
— А кому именно ты его даришь? Ведь нас много!
— Послушай, это подарок всем вам, и уж ваше дело, как вы его разделите.
И княгиня пошла дальше, а морниец еще долго озадаченно смотрел ей вслед, а потом нетвердыми шагами направился к своим.
Свита, состоящая из отряда стражников и немногочисленных придворных, спешивших вернуться в город, уже ждала их. Элен и Хаггар возглавили процессию, и все без промедления двинулись обратно в Дол-Раэн. Миновав Кеменъярлосс, поднявшись на холм, всадники пришпорили коней и поскакали по мощеной дороге. Впереди неслись стражники. Горящие факелы в их руках разрывали тьму, разбрасывая снопы искр. Кавалькада влетела в город, когда колокол на башне пробил два раза. Аэрэлин кончился.
Наступило раннее утро. Хаггар еле разлепил глаза, судорожно зевая во весь рот, откинул полог кровати, встал, поеживаясь, подошел к окну, отдернул занавеси и зажмурился. Утро было таким же безоблачным и ясным, как и предыдущее. Странно, но усталости он не чувствовал, хотя провел весь вчерашний день на ногах, к тому же выдержав нешуточный бой. При воспоминании о победе арандамарец улыбнулся. Удача не оставляет его. Да, насколько он понял, особого огорчения по поводу гибели морнийского посла княгиня не испытывала, скорее, наоборот. Стало быть, не все здесь так просто. Эх, разобраться бы! Странные они, эти раэнорцы. Поглядишь, вроде все у них есть, все прекрасно и удивительно, и живут они легко и свободно. Но вот прошло несколько дней, и ему уже так не кажется. У них тоже есть свои беды, страхи, тайны. Тайн, пожалуй, даже слишком много. Раздумывая об этом, Хаггар оделся и быстро спустился во двор замка. У главной лестницы опять собрался народ. Арандамарец с откровенной усмешкой поглядывал на хмурых, заспанных иноземцев, не успевших толком отдохнуть после пира, на столь же сумрачных раэнорцев, на чьих холеных лицах вместо обычного выражения веселой беспечности и превосходства ясно читалось раздражение и усталось. Но все это касалось только мужчин. Дамы же, напротив, вовсе не были утомлены прошедшим праздником. Они оставались все такими же свежими и прекрасными. Их звонкие голоса и переливчатый смех оживляли мрачно молчащее собрание. Казалось, Хаггар должен был бы уже привыкнуть к нарядам этих легкомысленных красавиц, но сегодня они снова сумели поразить его воображение: все они были одеты в мужское платье, то есть по раэнорским понятиям мужское.