— Вот, Лескас, это та самая причина, по которой я так задержался в пути. Видишь ли, прошлым летом я женился, и эта дрожащая девочка — моя жена Айвэ.
Лескас несколько мгновений оторопело смотрел на укутанную в шелка женщину, а потом пожал плечами и проворчал:
— Не думал я, что ты так глуп, Тасмари. Что женился — молодец, давно пора, уж седина скоро появится. Но вот что взял с собой жену, да еще в такое время! Э, да сам знаешь. Иди, устраивай малышку, она вон уже на ногах не стоит от усталости.
Второй этаж “Мотылька”, до этого погруженный в дремоту, встрепенулся, послышались шаги, разговоры, смех. Слуги сновали туда-сюда, торопясь угодить гостям в надежде на щедрую плату, захлопали двери комнат, аппетитные запахи закружились в воздухе, но уже совсем скоро толчея стихла, шум улегся и “ Мотылек” погрузился в сон.
Ранним утром следующего дня бэлистанцы отправились на городской рынок. Тасмари заглянул в комнату к Айвэ, но старая служанка, приставленная к ней Лескасом по просьбе караванщика, остановила его:
— Сударь, девочка еще спит. Не буди ее. Бедняжка так устала! Вы, мужчины, думаете только о себе! Как можно было брать с собой в дорогу такого прелестного ребенка!
Тасмари отмахнулся от старушки и вышел из комнаты.
Караванщики вернулись в трактир к обеду. Весда распорядилась накрыть на стол и пригласила Тасмари. Комнаты семьи Лескаса располагались на третьем этаже, и только столовая была на первом, отделенная перегородкой от общего зала. Когда Тасмари и Айвэ вошли туда, Лескас говорил своей жене о чем-то, что ей очень не нравилось. Весда в ярости комкала салфетку, но слушала молча, не перебивая и не переча. Ее обычно бледное лицо покрылось румянцем, глаза были опущены. Не решаясь войти, гости замерли на пороге, однако Лескас, первым заметивший их появление, отвернулся от Весды и обрадованно закричал:
— Наконец-то! А мы уж думали, что ты, Тасмари, и шагу не сделаешь из комнаты жены! Детка, — обратился он к Айвэ, — твоя служанка уж всем раззвонила, какая ты красавица! Что, плут, боишься, как бы наши ребята заглядываться не стали, или от своих бережешь? Ишь, всю в тряпки закутал!
Айвэ действительно накинула на голову синее шелковое покрывало, а лицо предусмотрительно закрыла вуалью. При словах трактирщика она быстро взглянула на Тасмари, но тот не был задет вольными речами — он улыбался и, похоже, был готов подхватить разговор.
Их остановила Весда. Она поднялась с места и певуче произнесла:
— Пора обедать. Подавай, — обратилась она к вошедшему следом за гостями слуге.
Тасмари усадил Айвэ напротив хозяйки, а сам сел рядом. Весда не проявила ни любопытства, ни беспокойства при появлении гостьи. Она ее просто не замечала. И когда Айвэ сняла вуаль, только Лескас хмыкнул, она же и бровью не повела. Слуга приносил кушанья. Ели молча. Наконец Весда заговорила:
— Тасмари, мы с мужем говорили о тебе. Ты же наш давний постоялец, а постояльцы, да еще исправно платящие за жилье, как известно, трактирщику ближе родни. Так вот, мы рады, что ты наконец-то обзавелся семьей.
— Спасибо, Весда, — улыбнулся бэлистанец.
— Да, такому человеку, как ты, без жены нельзя! Кто же будет управлять домом, пока ты странствуешь, приумножать твое богатство, беречь достоинство и честь, растить твоих детей, воспитывая их как наследников! Жена купца должна быть умной женщиной, Тасмари, и верить мужу.
— Весда! — предостерегающе протянул Лескас.
— Пусть говорит, трактирщик. Твоя жена — женщина толковая, ее стоит послушать, — остановил его Тасмари.
— К тому же всем известно, что женская красота быстро исчезает, а если вместо нее ничего не остается, кроме капризов, легкомыслия да бестолковости, дела плохи. Еще есть женщины, настолько глупые и ревнивые, что готовы потащиться за мужьями хоть на край света, забыв о долге, о приличиях, не думая, что мужьям, вместо того чтобы заниматься делами, приходится все силы затрачивать на то, чтобы охранять их в пути и выполнять все их прихоти. А бывает и просто ужасно — мужья вынуждены своих жен с собой таскать, чтоб уберечься от позора и разорения. Вот уж тут просто беда! Ты согласна со мной, милочка?