Судья закончил свою речь. Хаггар спросил его:
— А зачем они хотели попасть во дворец, эта женщина не узнала?
— Она утверждает, что иноземка — подосланная морнийцами ведьма и что она хотела отравить правителя.
Хаггар заметил, как в презрительной усмешке искривились губы пленника.
— Ну, а ты что скажешь, красавец? — резко бросил он мужчине.
— Не повезло Лескасу с женой, — проронил тот, пожав плечами. Голос! Мягкий, чуть глуховатый выговор иноземца был странно, необъяснимо знаком! Но наглость пришельца задела Хаггара, и он угрожающе произнес:
— Ты, видно, не знаешь, что за наказание тебя ждет! Да будет вам обоим известно, что подкуп стражи, самовольное проникновение во дворец правителя и умышление против его жизни караются смертью!
И тут случилось то, чего Хаггар никак не ожидал. Женщина, до этого робко жавшаяся к дерзкому красавцу, вдруг выбежала вперед, упала на колени и залепетала:
— Это я виновата, не он! Я, глупая, наслушалась всяких сказок про дворец правителя! Мой муж очень любит меня и ни в чем не может мне отказать. Господин, меня наказывайте!
Слезы, катившиеся из ее красивых глаз, голос, в котором слышался такой отчаянный страх за мужа, растрогали Хаггара. Он даже невольно позавидовал пленнику. Смягчившись, он спросил:
— Вы кто такие?
Подняв всхлипывающую жену с колен и что-то ей прошептав, мужчина, наконец-то опустив глаза, ответил:
— Мое имя Тасмари. Я бэлистанский купец, а эта женщина — моя жена Айвэ. Она целый год меня упрашивала: возьми да возьми в Вальбард. Я уж и так, и эдак упирался, а этим летом подумал: а, возьму, пусть уймется. Что там дворец арандамарских правителей показать! Ради любимой женщины и не на такое пойдешь!
Ах, купец! Слова твои попали в цель. Хаггар задумался. Уж кто-кто, а он-то был согласен с бэлистанцем. Тут подал голос Главный судья:
— А как они объяснят слова трактирщицы?
Тасмари невесело усмехнулся:
— Да что тут объяснять! Я ведь у Лескаса каждый год останавливаюсь, когда привожу караван в столицу. Он хороший человек, честный. Только вот беда — жена ему попалась дурная и сварливая. К тому же еще в прошлый мой приезд мы с трактирщиком заметили, что она глаз с меня не сводит. Ну, посмеялись меж собой. А в этот раз уж не до смеху! Она, как узнала, что я женился, будто взбесилась. Ей бы дать волю, так она бы мою девочку со свету сжила. Ишь что выдумала! Да разве может Айвэ хоть кого-нибудь обидеть? А уж зло какое замыслить — и подавно!
Судьи зашептались. Странное было дело. Если все так, как говорит купец, то не казнить же его из-за любопытства супруги?! А если нет? Хаггар же унесся мыслями далеко от гордого купца, от его крошки-жены, от ревнивой трактирщицы… Бэлистан! При этом слове в его памяти возник праздник Аэрэлин, бои, забавы, песни и влюбленные очи княгини Элен. А ведь эти люди могли видеть ее, могли знать о ней хоть что-то. Вновь сурово взглянув на застывших в молчании пленников, Хаггар решительно произнес:
— Купец, вся твоя вина в том, что ты, видимо, слишком любишь эту глупую женщину и потворствуешь самым сумасшедшим ее капризам. Мне жаль, но я не могу не наказать тебя, иначе где же справедливость? Сегодня же ты и твоя жена покинете Вальбард и переправитесь через Реку, а там уж делайте, что хотите. Можете ждать своих, а можете отправляться к себе в Бэлистан вдвоем. Людей твоих тоже ждет наказание. Им придется покинуть “Мотылек” и убраться за городскую стену.
— А как же торговля? — Тасмари был озадачен.
— Пусть себе торгуют. Только въездную пошлину им придется по твоей милости платить каждый день. Я сам за этим прослежу. Сейчас стражники проводят вас до трактира. Я приеду вечером. И не вздумай повторять своей ошибки, купец. Воины Арандамара не продаются.
Бэлистанец с благодарностью поклонился. Да и судьи, похоже, были рады такому повороту событий.
Вечером, когда уже начало смеркаться, Хаггар, наконец, покончил с делами и, взяв лошадь, направился к “Мотыльку”. Выехав из дворца, он рассеянно оглядывал опустевшие улицы города. В тишине громко цокали по стертым плитам мостовой подковы его лошади. Хаггар уже миновал шестой ярус, когда вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. За ним следили. Делая вид, что поправляет подпругу, он нагнулся и взглянул назад. Никого. Дома скупо освещались уличными фонарями. Ни огонька в закрытых окнах. Арандамарец сердито проворчал: