Хадинг, опустив голову и спрятав руки в широкие рукава рубахи, внимательно слушал. Когда лекарь замолчал, он поднял голову и спросил:
— Уважаемый, почему ты уверен, что состояние твоего друга не является следствием телесных страданий?
Корн пожал плечами.
— Мы его осматривали. Ты же видел, с насморком и бородавками мы справляемся. Телом мой друг здоров. Причина в другом!
— Не горячись, почтенный Корн. Если я, ничтожный, правильно тебя понял, ты хочешь, чтобы я осмотрел больного и назначил лечение.
— Не совсем. От недуга у него помутился разум. И он наотрез отказывается от врачей. Не мог бы ты определить, в чем дело, по описанным мной признакам?
Хадинг протестующе поднял руку, но Корн не дал ему заговорить:
— Это не принято, я знаю. Но мне известно, как ты сведущ в душевных хворях! Не отказывай, помоги! — лекарь с мольбой взглянул на бэлистанца. Юноша, явно расстроенный его просьбой, некоторое время шел молча. Наконец он глубоко вздохнул и произнес:
— Хорошо. Я попытаюсь. Но ты, почтенный, должен будешь точно ответить на все мои вопросы, какими бы нелепыми они тебе ни показались. Пусть даже самая незначительная, как ты можешь подумать, ошибка может обернуться для твоего друга бедой.
Корн благодарно поклонился.
— Я понял. Задавай свои вопросы.
— Скажи, каков возраст твоего друга, а также его рост, телесное сложение, склад ума и характер? Его ремесло, любимые занятия? Женат ли он, и есть ли у него дети? Женолюбив или верен своей супруге? Во что он верит и чего боится? Каковы его мечты? Хороши ли его волосы и какого они цвета? Каков нос? А глаза? Нет ли пятен у зрачков, а если есть, где именно? Каковы его руки? Опиши мне каждый палец, каждый ноготь. Что можно прочесть по линиям ладоней? Каков его запах? Впалая ли у него грудь? Выдаются ли ребра? Острые ли колени? А ноги не кривые? Есть ли трещины на подошвах и где именно?
С каждым вопросом Корн становился все угрюмее. Наконец, не выдержав, он прервал Хадинга:
— Остановись. Увы, я не знаю ответов и на половину твоих вопросов.
— Уважаемый, ты прекрасный врач. Мало есть на свете лекарей, что могут сравниться с тобой. Твои руки способны творить чудеса. Я, ничтожный, горжусь тем, что ты позволил мне приблизиться к тебе. И как же мне больно и стыдно теперь, когда ты, почтенный, просил меня о помощи, а я, словно неблагодарный пес, отказываю. Но я вынужден это сделать! Ты и сам не простил бы меня, если бы из-за ошибки твой друг пострадал, принимая назначенное мной лечение.
— Ты прав, дружище, — пробормотал Корн. — Я сглупил. Забудь.
Они дошли до лестницы, связывающей этажи лечебницы. Тускло горящие фонари едва освещали площадку. Хадинг жил на последнем, третьем, этаже больницы, а Корн — в маленьком доме недалеко от палат. Перед тем как ступить на погруженную во мрак лестницу, он, потерев лоб рукой, пробормотал:
— Спасибо за разговор. До завтра. И не вздумай браться за книги! А то служители доложили мне, что свет в твоем окне горит до рассвета. Побереги себя, Хадинг. Посмотри, ты бледен, как смерть! А синие круги под глазами!
— Мой уважаемый господин слишком добр ко мне, — кланяясь, мягко произнес юноша. — Я прислушаюсь к твоим советам. До завтра.
Он повернулся и, легко взбежав по ступеням, исчез в темноте.
Хэльмир, младший сын правителя, выполнил все поручения Совета старейшин только к вечеру. Уже стемнело, когда, наскоро перекусив, он отправился в лекарские палаты, чтобы повидать отца. Но сначала он хотел поговорить со старшим лекарем Корном. Дойдя до его комнаты, он нашел дверь закрытой. Дежуривший в коридоре служка сказал ему, что Корн и лекарь-иноземец только что ушли, и если он поторопится, то сможет их догнать. Хэльмир бросился бежать по полутемному коридору и, свернув в длинную галерею, только в начале освещенную фонарем, увидел лекаря. Юноша сразу узнал его худую, сутуловатую фигуру. Рядом с лекарем шел маленький незнакомец, едва доходивший Корну до плеча. Даже в потемках его одежда переливалась, сверкая золотым шитьем. Султанчик на белоснежной чалме подрагивал в такт шагам. Оба, и лекарь, и незнакомец, шли медленно, явно не торопясь расстаться, и о чем-то увлеченно беседовали, поглощенные друг другом настолько, что не слышали торопливых шагов Хэльмира. Юноша, уважавший Корна, решил не мешать их беседе и шел за ними, держась немного поодаль до тех пор, пока его чуткое ухо не уловило обрывки их разговора. Речь шла о душевных болезнях. Это было интересно. Вдруг он услышит хоть что-то, что могло бы помочь его отцу! И, неслышно ступая по истертому каменному полу, юноша подкрался поближе. Теперь он слышал все совершенно отчетливо. Глуховатый, охрипший голос Корна и мягкий, высокий говорок иноземца долетали до него, усиленные отражавшимся от полукруглых сводов потолка эхом. Так он проводил врачей до лестницы, подождал, пока они попрощались и гость поднялся к себе, и окликнул Корна: