— Здравствуй, лекарь! Прости, я понимаю, что явился поздно, но уверяю тебя……
— Ты к отцу идешь? — перебил его Корн и улыбнулся. Ему нравился добрый, открытый юноша.
— Да. — Хэльмир тоже в ответ улыбнулся. — Только хотел сначала с тобой поговорить. Но, увы, опоздал.
— Ничего. Что ты хотел узнать?
— Как он?
— Все так же. — Корн тяжело вздохнул и нахмурился. — Никого к себе не впускает, слышать о нас не хочет, от еды и лекарств отказывается. Если в ближайшие дни не произойдет перемены, плохи его дела, Хэльмир.
С лица юноши исчезла улыбка. Он испуганно смотрел на лекаря, в растерянности не зная, что сказать. Корну стало жаль его.
— А где твой брат? Что-то давно его не видел. Дел много?
— Что? — переспросил Тэльмир. — А, брат. Его нет в столице. Верно, у него много дел.
— Жаль. Уж он-то растормошил бы правителя. Скоро он вернется?
— Не знаю. Неужели ничего нельзя сделать, Корн?
Лекарь руками развел. Но потом, вспомнив о чем-то, встрепенулся:
— Можно было бы попробовать. Терять-то нечего.
Хэльмир в волнении схватил Корна за руку.
— Ну же, говори!
— Ты видел юношу, с которым я только что разговаривал?
— Да, да. Я, кажется, даже знаю, кто он. Слуги во дворце только и говорят о каком-то невероятном пришельце из восточных стран. И ты считаешь, что этот человек может помочь?
— Надо попытаться. Но ты же знаешь правителя! Эх, не вовремя Хаггар уехал.
Хэльмир решительно тряхнул головой:
— Я попробую поговорить с отцом. Корн, мы не должны сидеть сложа руки и ждать, зная, что в это время отец теряет последние силы!
Лекарь невесело кивнул:
— Ты прав, мальчик. Но ты помнишь, что было с предыдущим врачевателем? Мы тогда беднягу едва от плетей спасли. Хадинг не этого достоин. К тому же правитель не согласится.
— Посмотрим. Я пойду к отцу и буду умолять его уступить нам. Пусть гневается. Лишь бы допустил лекаря. А друга твоего я в обиду не дам.
— Ну что ж, попробуй, — устало пробормотал Корн. — И да хранят тебя небеса.
Хэльмир помчался в покои отца.
Несмотря на поздний час, Номанатуру не спалось. Бессонница была частой гостьей правителя. Обычно он не тяготился ею — по ночам лучше работалось. Правда, для его секретарей такие периоды были сущим наказанием. Но сейчас, во время болезни, длинные ночи пугали правителя. Откинувшись на подушки, он лежал в постели, не решаясь погасить светильник, и с тоской смотрел в узкое, решетчатое окно, ожидая, когда начнет светлеть небо. С приходом утра, особенно если оно обещало превратиться в погожий, солнечный день, Номанатуру становилось легче. Болезнь как будто отступала, сознание прояснялось, мысли переставали путаться, исчезал мутный туман, окутывавший его так плотно, что порой Номанатур забывал, кто он, отчего лежит один в этой темной, мрачной комнате. Но с наступлением ночи мучение возобновлялось. Беспричинный, необъяснимый страх душил правителя, делая невыносимой каждую минуту. Встать бы, стряхнуть липкую паутину кошмара. Но слабость не давала Номанатуру шевельнуться. Он застонал от унижения и закрыл глаза.
Из забытья его вывел громкий, настойчивый стук. Открыв глаза, правитель сначала взглянул в чернеющий оконный проем, а потом уже повернул голову к двери. На пороге комнаты стоял высокий юноша.
— Хэльмир, — прошептал правитель, узнав младшего сына.
— Добрый вечер, отец! — Юноша прикрыл дверь и быстро прошел к ложу, с нежной тревогой вглядываясь в лицо Номанатура. — Как ты себя чувствуешь?
Больной молчал. Хэльмир поставил стул поближе к ложу и сел. Недовольно поморщившись, правитель покосился на сына.
— Зачем ты пришел? Почему оставил дела?
Стараясь не обращать внимания на неласковый прием, тот спокойно ответил:
— Сегодня я уже сделал все, что поручили мне старейшины. А пришел, чтобы попросить тебя о милости, отец.
— Что тебе нужно? — удивился Номанатур. Обычно Хэльмир к нему с просьбами не обращался.
— Пожалуйста, выслушай! Я узнал от Корна……
— Значит, тебя костоправы прислали! — гневно воскликнул Номанатур, пытаясь сесть, но не смог. Хэльмир поспешил отцу на выручку, усадив его поудобнее на широком ложе и поправив подушки.