Со временем все вокруг начинает меняться, медленно и безвозвратно, и никто не в силах противиться неизбежному. Горожане, сами того не замечая, становятся грубее и коварнее. И каждый бездумный поступок или злоязычная фраза лишь погружает их на самое дно греховного болота, делая их заложниками того, кто пришел в их город из другого мира. ОН словно ловкий кукольник начинает управлять людьми как беспомощными марионетками. Его боготворят и восхваляют, возводя в ранг святого, прислушиваясь к каждому слову чужестранца. И мир катится в тартарары, и не многим суждено изменить предначертаное. Ведь их поступки и помыслы уже принадлежать ЕМУ.
***
Очередная дверь не сопротивлялась ключу, - и мы оказались в длинном каменном коридоре, часть которого была затоплена сточными водами, отчего дышать здесь было практически невозможно. Острый, словно бритва запах, разрывал меня изнутри своим мерзким зловонием, вызывая невыносимый приступ удушья и рвоты.
- Где мы? - стараясь не дышать, с трудом произнес я.
Даже Ша тихонько попискивал, не в силах вынести здешнюю вонь.
- Над нами Базарная площадь, покои профессора Лоцлафа, - произнес Проклятый настолько легко, будто и не было вокруг этой невыносимой удушающей затхлости.
- Да как здесь вообще кто-то может жить?
Я невольно закашлял и, закрыв рот руками, вновь затаил дыхание.
- Лоцлаф также, как Воцлав, является духом города. Они хранят не одну тайну этих древних стен.
- Он тоже водяной? - коротко вздохнув, я все же смог задать вопрос.
- Может быть да, а может и нет, - Проклятый инстинктивно пожал плечами. - Он всего лишь легенда. Хотя Воцлав тоже существовал только в бесконечных небылицах, но как ты успел заметить - россказни оказались правдивы.
Проклятый остановился у стены и, коснувшись темно-коричневого камня, произнес:
- Я помню это место. Когда мы узнали, насколько ужасная участь уготована нашему городу, нам пришлось скрываться от городской стражи, которая на тот момент уже подчинялась чужаку. Именно через подземелья Криспы мы и проникли в Собор. Тогда я первый и единственный раз увидел Лоцлафа. Невысокого роста, с большим горбом и огромными темными, словно смоль глазами. Он промелькнул возле меня призрачной тенью...
- Он что-то навроде гнома или гоблина? - уточнил я.
Проклятый отрицательно покачал головой, добавив:
- Вовсе нет. Нам говорили, что он раньше был профессором Университета Криспи, и очень любил науку. И любовь эта была такой безумной, что он несколько десятилетий не выходил из подвалов старинной библиотеки, где хранились самые древние фолианты. Говорят его глаза, привыкшие к полумраку, стали видеть только во тьме. И он узнал столько тайн, что не смог вернуться обратно к людям, став ворчливым духом города, охраняющим недры крупнейшего Собора.
Рука Проклятого осторожно коснулась странного знака на одном камне. Шершавая поверхность была покрыта густым серым мхом.
- То есть, все-таки получается, история правдива, - подытожил я.
- Более чем, - раздался из полумрака чей-то низкий, хриплый голос. - Потуши факел, Проклятый. Я не очень жалую свет.
Словно внезапно ослепнув, я услышал быстрые шаги и твердый голос Душеприказчика:
- Не отставай.
Когда глаза привыкли к мраку я смог различить впереди нас полную маленькую фигуру незнакомца, в которой легко угадывался профессор Лоцлаф, про которого мне рассказывал Проклятый.
Мы долго плутали по смердящим коридором, пока не оказались в крохотной комнате. Посреди нее стоял массивный деревянный стол, - и благодаря наполовину догоревшей свече, чье пламя трепетно боролось с темнотой - я смог разглядеть огромный фолиант в старом кожаном переплете.
- Присаживайтесь, - слегка прихрамывая, Лоцлаф обошел стол и исчез в дальнем, скрытым тьмой углу. Мы устроились на огромных резных стульях.
- Не думал, что вновь увижу тебя в стенах города, - равнодушно произнес профессор.
- Твой брат Воцлав тоже был удивлен, - сдержанно ответил Проклятый.
- Не удивительно. Значит ты - последний?
Даже в полумраке я заметил, как Лоцлав уставился на щеку Проклятого. Цифра один засверкала ярче пламя свечи.
- Как тебе удалось вернуться?
- Интересуешься, чтобы донести новость Хозяину? - рука Проклятого незаметно для Лоцлава коснулась лезвия меча.
- Ни мне, ни Воцлаву он не Хозяин. Это ваши беззащитные душонки должны содрогаться, заслышав его неровную поступь. Нам с братом он не указ. Пока стоят крепостные стены, ни один служитель тьмы не тронет духов города.
- Кто убивает Душеприказчиков?
- Даааа, - протянул профессор. - Я ждал этого вопроса. Тебе страшно, учитель. Очень страшно... Хотя умереть, будучи мертвым, это наверное ужасно глупо. Или ты все еще боишься за свою никчемную душонку?
- Меня давно не интересует собственная жизнь, - не раздумывая, ответил Проклятый.
- О, какие громкие слова, - усмехнулся Лоцлав. - Только скажи, с какой стати мне помогать тебе?
Проклятый молчал.
Я нащупал суму и, открыв ее, достал бумагу и карандаш.
- У меня есть плата за вашу помощь...
Сам не понимаю, как моя рука так ловко заскользила по чистому листу.
Профессор внимательно следил за моими едва уловимыми движениями, не произнося ни слова. И только когда рисунок был закончен, полную тишину нарушил смех: профессор был не в состоянии сдержать своих эмоций.
- Ты хотел купить меня своей бестолковой мазней, - продолжая смеяться, выдавил из себя Лоцлав.
Я взглянул на лист бумаги и ужаснулся, вместо четких линий и изящных изгибов, перед моим взором предстал лишь серый круг, будто я не рисовал, а всего-навсего расписывал карандаш.
- Вот, держи, - немного помедлив, Проклятый протянул Воцлаву аккуратно сложенный вдвое лист.
Смех прекратился также внезапно, как и начался.
Дрожащая рука потянулась к бумаге, и я впервые смог рассмотреть лицо профессора. Он походил на крота, словно человеческое лицо за долгие годы, проведенные среди темноты и сырости, приобрело черты животного; невероятно большие черные глаза, одутловатое лицо с длинным носом и острыми усами.
- Откуда у тебя это? - я заметил в голосе профессора дрожь.
- В мире, где все мертво, только что-то живое имеет вес, не так ли? - слегка прищурившись, скорее не спросил, а уточнил Проклятый.
- Тебя ищет прислужник Хозяина, - взглянув на рисунок, ответил Лоцлав. - Убить его невозможно. Порождение тьмы бессмертно, тем более в его мире. Но у тебя есть одно преимущество. Он не знает, что тебе удалось проникнуть в город. Торопись, если хочешь исполнить свое предназначение.
***
Искусство творения не редко называли волшебством. Умело складывать слова или изображать мир с помощью кисти и красок, либо выражать весь калейдоскоп чувств при помощи музыки - всегда заставляло простой люд восхищаться, восклицая от радости и умиления. Приятные чувства переполняют нас, а жизнь еще долгое время источает радужные краски. Но в мире мертвых нет места положительным эмоциям, а все что связано с искусством, скрыто паутиной и беспощадным саваном времени. Даже музыкальный инструмент остается здесь немым, словно страшась произнести живой звук. И никакое золото мира неспособно купить воздушную мелодию или набросок прекрасных стихов. Среди смерти и бесплодия, где нет ничего созидающего, только отголоски былой жизни имеют настоящий вес золотого металла.
Я вспоминал свои причудливые рисунки, пытаясь сопоставить все воедино. И мог дать руку на отсечение, что они действительно были написаны мной, - но как бы я себя не убеждал, все равно оставалось призрачное сомнение, словно автор этих зарисовок прожил не одну сотню лет и его прозорливый взгляд мог уловить даже самые крохотные черты и образы натурщика. Я, к сожалению, не мог похвастаться усердием и внимательностью, а мои рисунки никогда не отличались определенной яркостью неуловимых образов.