— Было бы чем поживиться взломщику в этом лесу, — фыркнул Артур Стюарт.
— Ну, дуракам закон не писан.
— Ты лучше направь свое ружье в другую сторону, — посоветовал Артур Стюарт. — Если хочешь и дальше им пользоваться.
Вместо ответа незнакомец нажал на курок. Дуло полыхнуло пламенем и взорвалось, разлетевшись на куски, словно ручка старой метлы. Пуля медленно выкатилась из него и шлепнулась в траву.
— Посмотри, что ты сделал с моим ружьем, — сказал незнакомец.
— Не я нажимал на курок, — сказал Альвин. — И тебя предупреждали.
— Но ухмыляться ты так и не перестал, — заметил Артур Стюарт.
— Такой уж я веселый парень, — сказал незнакомец и достал большой нож.
— Нравится тебе этот нож? — спросил Артур Стюарт.
— Мне его дал мой друг Джим Бови. Я ободрал им шесть медведей, а бобров и не сосчитать.
— Тогда посмотри сперва на дуло своего мушкета, а потом на нож, которым так гордишься, и подумай как следует. Человек с ухмылкой посмотрел на мушкет, потом на нож.
— Ну и что?
— Думай, думай. Авось дойдет потихоньку.
— И ты позволяешь ему говорить с белыми таким образом?
— С человеком, который целит в меня из ружья, Артур Стюарт может говорить, как ему угодно, — сказал Альвин.
Человек подумал еще, а потом ухмыльнулся еще шире, если это только возможно, убрал нож и протянул руку.
— Ты большой умелец, — сказал он Альвину.
Альвин сжал его руку в своей. Артур Стюарт уже знал, что будет дальше, поскольку видел это не раз. Хотя Альвин объявил, что он кузнец, и всякому, у кого есть глаза, видно, какие у него сильные руки, этот улыбчивый сейчас попытается побороть его и повалить.
Впрочем, Альвин и сам был не прочь побороться. Он позволил человеку с ухмылкой дергать, тянуть и выкручивать ему руку, сколько душе угодно. Это могло сойти за настоящий поединок, если бы у Альвина при этом не было такого вида, будто он вот-вот уснет.
Наконец он стиснул пальцы, а человек с ухмылкой вскрикнул, упал на колени и стал просить отдать ему руку назад.
— Не то чтобы она мне еще на что-то пригодилась, но надо же надевать куда-то вторую перчатку.
— Мне твоя рука без надобности, — заверил Альвин.
— Я знаю, но вдруг тебе вздумается оставить ее тут, на лугу, а меня отправить в другое место.
— Ты что, никогда не перестаешь ухмыляться?
— Даже и пробовать не хочу. Со мной всегда случается что-то худое, когда я не улыбаюсь.
— Было бы куда лучше, если б ты хмурился, зато ружье держал дулом вниз, а руки в карманах.
— Ты сделал из четырех моих пальцев один, а большой вот-вот отвалится. Я готов сдаться.
— Готов — так сдавайся.
— Сдаюсь, — сказал человек с ухмылкой.
— Ну нет, так не пойдет. Мне нужны от тебя две вещи.
— Денег у меня нет, а если ты заберешь мои капканы, я покойник.
— Все, что мне нужно — это твое имя и разрешение построить здесь каноэ.
— Мне сдается, скоро меня станут звать Однорукий Дэви, но пока что я Крокетт, как и мой отец. Кажется, я ошибался насчет этого дерева. Оно твое. И я, и тот медведь — мы ушли далеко от дома, и нам еще немало надо пройти, пока не стемнело.
— Можешь остаться, — сказал Альвин. — Места всем хватит.
— Только не для меня, — сказал Дэви Крокетт. — Моя рука, если я получу ее назад, здорово увеличится в объеме — не думаю, что она поместится на этой поляне.
— Мне будет жаль, если ты уйдешь. Новый друг — большая ценность в этих краях. — Альвин разжал руку, и Дэви со слезами на глазах принялся ощупывать свою ладонь и пальцы, словно проверяя, не отвалилось ли что.
— Рад был познакомиться с вами, мистер странствующий кузнец. И с тобой тоже мальчик. — Дэви покивал головой, ухмыляясь, как трактирщик. — Мне сдается, вы и правда не взломщик. И не тот кузнечный подмастерье, что украл золотой лемех у своего хозяина и сбежал.
— Я в жизни ничего не крал, — сказал Альвин. — Но у тебя больше нет ружья, а стало быть, не твое дело, что лежит у меня в котомке.
— Вручаю тебе все права на эту землю, на минералы, что лежат под ней, на дождь и на солнце, на лес и на все шкуры, которые в нем есть.
— Ты не законник ли, часом? — подозрительно спросил Артур Стюарт.
Дэви вместо ответа повернулся и побрел с поляны, как прежде медведь — в ту же сторону. Он шел тихо, хотя, похоже, хотел бы побежать — но бег причинил бы боль его пострадавшей руке.
— Я думаю, мы никогда больше его не увидим, — сказал Артур Стюарт.
— А я думаю, увидим еще, — сказал Альвин.
— Почему?
— Потому что я изменил кое-что у него внутри, чтобы он стал чуть больше похож на медведя. И медведя тоже изменил, чтобы он стал чуть больше похож на Дэви.
— Нельзя вмешиваться в чужое нутро.
— Что поделаешь — черт попутал.
— Ты же в него не веришь.
— Нет, верю. Только, мне кажется, он выглядит не так, как все думают.
— Да ну? А как же тогда?
— Он как я, только умнее.
И Альвин с Артуром принялись строить каноэ. Они срубили дерево нужной величины — на два дюйма шире, чем Альвин в бедрах — и стали выжигать древесину, выгребая золу и вгрызаясь все глубже. Это была медленная, потогонная работа, и чем дольше они трудились, тем больше недоумевал Артур Стюарт.
— Я вижу, ты это умеешь, — сказал он Альвину, — только каной нам ни к чему.
— Каноэ, — поправил Альвин. — Мисс Ларнер была бы недовольна тем, как ты выражаешься.
— Начнем с того, что Тенква-Тава научил тебя бегать по лесу, как краснокожий — быстрее всякого каноэ, да и работать не надо.
— Я не чувствую охоты бежать.
— Во-вторых, вода использует каждый удобный случай, чтобы разделаться с тобой. По словам мисс Ларнер, ты чуть не утонул шестнадцать раз еще до того, как тебе исполнилось десять.
— Дело не в воде, а в Разрушителе. И теперь он, похоже, отказался от воды. Теперь он вознамерился уморить меня при помощи дурацких вопросов.
— В-третьих — на случай, если ты считаешь — у нас назначена встреча с Майком Финком и Верили Купером, а из-за твоего каноэ мы вряд ли поспеем туда вовремя.
— Этим двоим не помешает научиться терпению, — спокойно ответил Альвин.
— В-четвертых, — Артур Стюарт становился все привередливее с каждым ответом Альвина, — в-четвертых и в-последних, ты Созидатель, разрази меня гром! Стоит тебе приказать этому дереву стать полым, и оно поплывет по воде, как перышко. Если уж тебе так приспичило построить каноэ, хотя оно тебе ни к чему, и есть где плыть на нем без опаски, хотя это вовсе не так, ты не должен был заставлять меня делать эту работу руками!
— Ты что, так сильно утомился? — спросил Альвин.
— Лишняя работа всегда лишняя.
— Лишняя для кого? Ты прав: я строю это каноэ не для того, чтобы плыть вниз по реке и не для того, чтобы ускорить наш путь.
— Для чего же тогда? Или у тебя уже вошло в привычку делать все без причины?
— Я вообще не строю каноэ.
Артур Стюарт зарылся по локти в выжженное дерево.
— Что же это, по-твоему — дом?
— Это ты строишь каноэ. И мы поплывем в нем вниз по реке. Но я его не строю. Артур Стюарт снова приналег на работу и через пару минут сказал:
— Я знаю, что ты делаешь.
— Вот как?
— Ты заставляешь меня делать то, что нужно тебе.
— Тепло.
— Ты используешь меня, чтобы превратить это дерево в нечто другое, и в то же время используешь дерево, чтобы превратить в нечто другое меня.
— И во что же я хочу тебя превратить?
— Я думаю, что ты думаешь, будто превращаешь меня в созидателя. Но строитель каноэ — не то же самое, что всесторонний созидатель вроде тебя.
— Надо же с чего-то начинать.
— Ты-то ни с чего не начинал. Ты от рождения все умеешь — Да, я родился с талантом. Но я не знал, как, куда и зачем его приложить. Я научился любить созидание ради него самого. Я научился любить камень и дерево, с которыми работал, а через это научился видеть их изнутри, чувствовать, как они, понимать, как они устроены, что держит их вместе и как расщепить их наилучшим образом.