Месяц стоит мурза Карача под Искером, стоит второй, и третий стоит, а всё держатся казаки. Посылает Кучюм сказать мурзе Караче, чтобы не тратил напрасно времени и поберёг татарскую силу, но далеко зашёл старый Карача, чтобы идти ему с повинной к хану Кучюму. Тесно им двоим в степи... Нет пощады у хана Кучюма, нет пощады и у мурзы Карачи. Пусть пока хан Кучюм воюет с ногаями, а мурза Карача успеет в это время отнять у казаков Искер. Хан Кучюм стар и слеп; сын Едигера, хан Сейдяк, ещё молод, а мурза Карача сам будет сибирским ханом. Так думал мурза Карача, сидя в Сауксане, а Ермак отсиживался в Искере. Хитрее Ермак хитрого татарского мурзы и ждёт только тёмной летней ночи... Два атамана остались у Ермака: Мещеряк да Брязга, как два глаза. Когда наступила тёмная ночь, тихо вышли казаки из Искера, прокрались в татарский стан и начали жестокую сечу. Это был атаман Мещеряк, а сам Ермак оставался в Искере. Сонные татары не узнавали друг друга и бросились бежать. Напрасно сам Карача с двумя своими сыновьями бросился вперёд на казаков ― татары бежали, как зайцы. Бежал и сам мурза Карача, оставив сыновей убитыми под Искером.
Как бешеный, несётся в степи мурза Карача, и всё ему кажется, что за ним погоня. Слезет с коня, припадёт ухом к земле, а под землёй ― глухой стон и конский топот... Опять летит Карача, опять прислушивается: тот же топот и тот же стон, и с каждым разом всё ближе и ближе. Нет спасенья старому Караче, если вовремя не доберётся он до ногаев. Молодой хан Сейдяк примет его с радостью, а старый хан Кучюм зарежет как старую собаку. Нет конца-края степи, и загнал Карача уже двух лошадей, ― осталась последняя, третья, и, если она не вынесет, ― пропало всё. Мурза Карача чувствует, что и голова как будто уж не его и готова сама отделиться от туловища. Был день или стояла ночь ― мурза не различал. Два дня и две ночи несётся он в степи. Третья лошадь стала задыхаться ― это пришёл конец хитрому Караче. Но всё-таки едет он всё вперёд и видит: точно из под земли вырос перед ним всадник. Ближе ― всадник больше и машет ему копьём. Это сторожевой Кучюма, поставленный ловить его. Пригнулся Карача к седлу, вытянул пику и понёсся вперёд на всадника: всё равно умирать... Но что это значит: всадник бросил своё копьё на землю и спокойно ждёт его. Приостановил своего скакуна мурза Карача и узнал самого Хан-Сеида. Да, это был он, святой старик, с своей белой бородой.
― Куда ты бежишь, Карача? ― говорит Хан-Сеид. ― Остановись... Ты налетишь на Кучюма и несдобровать твоей голове.
Опустились руки у Карачи: он ехал к ногаям, а попал на Кучюма. Обманули его свои собственные глаза, обманула неоглядная степь... Слезает Карача с коня, бросает свою пику на землю и говорит:
― Некуда мне больше бежать, Хан-Сеид... Веди меня к Кучюму, пусть он снимет с меня голову: не нужна она мне.
― У хана Кучюма такое же безжалостное сердце, как и у тебя, ― говорит Хан-Сеид. ― Ты ― кремень, он ― сталь, а когда ударят сталь о кремень, то полетят искры...
Не слушает ничего мурза Карача, а пал на землю и говорит:
― Дети мои, дети... где мои сыновья? Хан-Сеид, два сына были у меня, а теперь я один... Один я, Хан-Сеид, и пусть хан Кучюм лучше зарежет меня, как барана.
― Так было нужно, мурза Карача, кость Тайбуги, ― отвечал с печалью Хан-Сеид. ― Но ты забыл о дочери, забыл о красавице Сайхан-Доланьгэ...
Засмеялся мурза Карача... Что он будет делать с красавицей дочерью, когда у него ничего нет?.. Первый встречный возьмёт его дочь, красавицу Сайхан-Доланьгэ, уведёт пленницей в Бухару и продаст Абдулле-хану в невольницы, ― вот что значит дочь... Слепой Кучюм уж не думает о красавицах, а батырь Махметкул в московской неволе, ― для чего ему Сайхан-Доланьгэ?.. Трава в поле ― вот что такое дочь; вешний лёд на реке ― вот что такое дочь. Было у него два сына, а теперь он один, как старый пень в лесу! Лежит мурза Карача на земле, лежит и громко стонет, как слабая женщина, как ребёнок, потерявший мать.
― Ты забыл, что твоя Сайхан-Доланьгэ в руках Кучюма, ― говорил Хан-Сеид. ― Она теперь его пленница...