Видел квази-дух, что квази-духи, когда-то вместе с ним пребывавшие, ушли, как и он, из прежней обители своей, и каждый появился в одной из бесконечной, из хаоса появившейся. Поднял очи свои к верхам несказанным квази-дух и увидел там сияние, даже для него ослепительное, и что-то вроде голоса услышал он: «Делай то же, что в обители своей делал: все живое подними в высоты, сделай таким же, как и ты. Тогда все ко Мне вернется, еще по несколькими ступеням поднявшись, и, вновь отойдя от Меня, новую, даже тебе непонятную прекрасную жизнь получит, и ты вместе с ними пойдешь. В конце концов, каждое из существ (а все они без исключения живыми станут) Мне подобными станут, таким же, как Я, будут». Тогда подумал квази-дух, превратившийся в сверх-духа: «Невероятно высока и прекрасна цель жизни всех существ. Я не буду вмешиваться в жизнь их, так как все равно один и тот же результат получится. Но я сделаю все-таки так, что как бы ни сбивались эти существа с пути верного, они рано или поздно на этот путь выйдут!»
122 Нед и три расы
Я — нед. Вместе со своей подругой я перенесся в страну, нам вполне чуждую. Какое странное небо! Ярко-желтого золотого цвета, и на нем тускло мерцают, как звезды, пятнышки голубого цвета. Какие странные, чёрные, как уголь, почти вертикально поднимающиеся кверху горы! Каким холодом веет от озер и рек, в берегах которых медленно-медленно переливается похожая на ртуть вода. Как ярки, как странны цветы различных, но всегда огнистых окрасок! Они, хотя и прикреплены к почве, но говорят, весело смеются, или, наоборот, горько плачут… Они кричат нам, чтобы мы шли осторожно, не задевая цветов. Не сошел ли я с ума? Мы видим, что луга и поля пересекаются узкими серыми дорожками и по ним, не спеша, ползут длинные неширокие платформы, на которых стоят напоминающие нас существа. Некоторые из них сидят на поставленных на платформах креслах. Мы взошли на одну из этих платформ.
Скоро мы увидели, что продвигаемся среди там и сям разбросанных зданий, окруженных более чем странной растительностью. Платформа остановилась и почти тотчас же опустела. Покинули её и мы, и заметили, что находимся на небольшой площади. К нам подошли два незнакомца и что-то пропели нам на своем языке. Мы сказали им на межпланетном языке, что не понимаем их. Они ответили нам на этом же языке и пригласили нас быть у них гостями, войти в один из красивых домов, расположенных по краям площади. Мы согласились, и прекрасно было оказанное нам гостеприимство.
Странны были здания и комнаты, в них находящиеся, но еще страннее были похожие на людей существа, эту страну населяющие. Господствующей расой были, по-видимому, чёрнокожие. Высокие ростом, с громадными глазами, чрезвычайно сильные, они властвовали над коричневой и белой расой. Нам показалось, что они гипнотизировали людей не чёрного цвета и властвовали над ними, внушив, что нельзя не выполнять приказа чёрных людей. Они внушали не только инстинкты повиновения, но также ненависть и гнев против тех, кто не повиновался чёрным. Но как только освобождались коричневые и белые люди от власти гипноза, в них вспыхивала зависть и вражда к чёрным, и они готовились восстать против них. А чёрные с холодной систематичностью мучили им неповинующихся людей других рас.
Чёрные жили много богаче белых и коричневых, но производили впечатление тупых, глупых и злых созданий. Я заметил, что коричневые и белые жили беднее чёрных, но, вместе с тем, мне казалось, что их жизнь была много полнее (говоря об умственной и нравственной жизни), чем жизнь чёрных, хотя последние и навязывали им выдуманные чёрными развлечения. Но когда не было поблизости чёрных, белые устраивали свои хореи, слабо напоминающие те хореи, которые бывали некогда у нас, и пытались создать настроения, высоко поднимающие их над обыденной жизнью. Они молились во время хореи своему богу, прося у него помощи и защиты против чёрных, и если им удавалось какое-либо затеянное против чёрных дело, белые приписывали это помощи бога.
Чёрные брали себе в рабыни девушек белой и коричневой расы, причем называли их своими законными женами, совершив какой-то нелепый обряд, и бросая их при первом желании заменить их другими девушками, с которыми тоже совершали шутовской обряд квази-венчания, а потом бросали и тех, опять-таки совершая перед этим бросанием какой-то другой нелепый обряд. Невероятно развратны были чёрные, и ненависть и вражда к ним накоплялись в рядах женщин. Чёрные были безусловными атеистами; они, благодаря своеобразному устройству своих мозгов, не могли понять убедительности довода коричневых, которые говорили, что ничтожная по величине инфузория, живущая в атоме, находящемся в числе мириад других атомов в теле любого обитателя страны, нами описываемой, может на таком же основании отрицать существование человека, в котором она живет. Ввиду этого они верили, что их бог абсолютно непознаваем, как человек непознаваем для инфузории.
Белые, ссылаясь на то, что вполне непознаваемый не мог не захотеть быть познанным хотя бы отчасти теми, кто знают о его существовании, утверждали, что Бог постижим до некоторой степени… Но мы встретили в этой стране таких людей, в телах которых мы ясно видели гнездящихся там злобных животных какого-то иного мира, все чистое загрязняющих и разлагающих. Чёрные гордились той жестокостью, которая была им присуща, и не боролись со злыми животными, в них живущими. Они не видели их. А мы видели как выползали из них облики этих гадких животных и включали в себя чёрных, как включаются в живой организм его пассивные части. Чёрные жили в ослепительной роскоши и великолепии, и неумело скрывали эту роскошь от коричневых и белых. Их рабыни-женщины разбалтывали о ней, а их заявления, что они тратят на себя очень мало, вызывали злой смех освободившихся от гипноза коричневых и белых. Плохо чувствовали себя коричневые и белые, и даже те чёрные, которых не сделали тупоумными внедрившиеся в них твари.
«Не правда ли, Карла: очень волнуются и коричневые, и белые, и чёрные? Выйди в аллею и спроси, что это значит?» — «Я не вполне поняла их: они говорят, что пришел Он, а кто это, я не поняла». Мы вышли из дома и подошли к тому, о котором говорили. Он был высокого роста, походил на белого, но меня поразили его громадные голубые глаза, удивил гармоничный голос пришельца. Вплотную подойдя к нему стояли чёрные, вежливо давшие нам место в своих рядах. За ними стояли белые и коричневые, и все слушали его слова. Я не могу повторить слов пришельца. Скажу только: некоторые из основных положений, которые он проповедовал, поразили меня.
Он говорил: «Смешны и бессмысленны все те внешние приличия, которые подчеркивают наблюдаемое среди людей неравенство. Люди не тождественны. И от резких различий зависть и вражда получаются. Надо пожалеть враждующих и завидующих, но не менее жалеть и тех, кто зависть и вражду внушают. Как нелепа, как глупа их жизнь!
Слушайте, что я скажу вам. Если кто-либо чем-либо выше другого — умом, красотой, знанием, богатством или чем-либо другим, — пусть он не показывает своего превосходства. Даже в том случае, если у кого-либо из вас блеснет высокая мысль, надо так изложить её, чтобы она была понята всеми.
Заповедь одна дана людям: никого никогда ни в каком случае не обижайте. И благо всем будет. Не думайте, что счастливы могут быть обидчики: даже здесь, на земле, настанет минута, когда жгучими слезами будут они оплакивать злодеяния свои. Помните: не делайте злого, не причиняйте другим людям неприятности, то есть, не делайте зла. Мало этого: делайте добро. Помните, что зло, хотя бы оно боролось с другим злом, злом остается, и надо избегать делать зло.