— Я была бы признательна за некоторую помощь. Если у тебя есть время, конечно.
— Это всё, что у меня есть в эти дни, — то, как он произнёс эти слова, стёрло обиду прошлой ночи.
В его тоне было слишком много страдания. Каджика был сломленным человеком, а я не знала, как исправить сломленных людей. Если бы только моя мама была здесь…
Он принялся за работу, пока я варила нам горячий шоколад и готовила блюдо из жареного цыплёнка и зелёной фасоли. Держу пари, он пропускал приёмы пищи, если только еда волшебным образом не появлялась перед ним. Он перестал работать достаточно надолго, чтобы проглотить всё до последнего кусочка. Пока я звонила Касс, чтобы спросить, не может ли новый повар приготовить немного еды для поминок Холли, Каджика добавил последний штрих к сборке, прикрепив крошечные колокольчики к нейлоновым шнурам, продетым через хлопушку.
Закончив, он надел это на палец и поднял. Я положила трубку и уставилась на собранный инструмент. Он дрожал и звенел, и от его мелодичной песни у меня покалывало спину, а по коже побежали мурашки.
— Моя сестра любила музыку. Однажды, когда мы проникли в соседнее французское поселение, чтобы обменять шкуры на продукты, она пришла в благоговейный трепет перед ними. Несмотря на то, что наше племя превыше всего нуждалось в пропитании, я обменял на них шкуру. Я никогда не видел, чтобы она так широко улыбалась, — далёкий блеск вспыхнул в янтарных глазах Каджики. — Я изучил музыку ветра и сделал для неё такие же, используя раковины, дерево и нити из кожи. Каждый раз, когда мы где-нибудь разбивали лагерь, она выбирала дерево и привязывала свою коллекцию к его ветвям, а потом ложилась под ним и закрывала глаза. Она сказала, что ветер доносил истории, рассказанные мужчинами и женщинами, и играл их для неё в виде мелодий. Моя сестра всегда была полна историй. Я скучаю по тому, как она их пересказывает.
Все его сёстры были убиты фейри. Единственным выжившим членом его семьи был его брат. Я склонна была забывать об этом, когда судила Каджику. Если бы фейри убили моих отца и тётю, я бы тоже возненавидела их.
Колокольчики и железные трубки мерцали, сверкая в бледном послеполуденном свете. Я медленно высвободила ноги из-под себя и поднялась с дивана. Я забрала их у него.
— Спасибо тебе. За то, что помог мне.
Он опустил подбородок на грудь.
— Я бы помог тебе больше, если бы ты мне позволила.
— Тогда тренируй меня. Научи меня.
Он крепко зажмурил глаза. Я думала, что он собирается мне отказать, но вместо этого он сказал:
— После того, как я найду Гвен, я научу тебя.
Я подошла к входной двери и открыла её. Металлическая петля, которую мама прикрепила к стропилам крыльца, блестела на послеполуденном солнце. Я подтащила плетёное кресло и забралась наверх, чтобы продеть крюк в петлю.
— Пойдём со мной, — сказал Каджика.
Я посмотрела на надгробия спящих охотников, а затем уставилась на два длинных пустых прямоугольника земли, в которых покоились гробы Гвенельды и Каджики.
— Я должна охранять кладбище.
— Фейри не могут проникнуть в круг рябины, а люди не могут копать землю. Только охотник может раскопать могилу, и Айлен под внушением, что нельзя в него заходить. Кроме того, она больше не в Роуэне.
Я посмотрела вниз на Каджику.
— Я не могу оставить своего отца одного. Я нужна ему.
Разочарование напрягло его челюсть.
Я спустилась с кресла и отодвинула его к стене. Крошечные колокольчики резвились на лёгком ветру. На самом деле это не удержало бы фейри — в конце концов, они могли летать — но, по крайней мере, они больше не смогли бы войти в мой дом. Если бы они хотели войти, им пришлось бы залезть через окно. Это принесло мне некоторое удовлетворение, не потому, что я хотела поставить их в неловкое положение, а потому, что я хотела затруднить им связь с моим отцом.
— У неё странное чувство юмора, у нашего Великого Духа, — сказал Каджика.
Я нахмурилась.
— Ишту тоже любила своего отца больше всех остальных мужчин. Даже больше меня, я полагаю.
Сравнение с его покойной парой раздражало меня, как всегда.
— Хочешь, я перекрашу волосы в блондинку? Чтобы я не была так похожа на неё?
Он улыбнулся, но его улыбка была окаймлена печалью.
— Я не думаю, что блонд тебе пойдёт.
— Да. Скорее всего, нет.
Когда мы стояли там, под звон колокольчиков, глядя друг на друга, я вздрогнула. Я скрестила руки на груди.
— Я принёс тебе рябиновые дрова. Пожалуйста, жги их. И позвони мне, если Борго появится, — он указал на мобильный телефон, засунутый в карман джинсов. — Я могу быстро вернуться.