— Я не уверен, что тебе говорили обо мне, но я хотел бы представиться тебе, Катори. Я Борго Лиф, бывший глава семьи Лиф, одной из знатных семей Неверры.
— Я знаю, кто ты, — прохрипела я.
— Если ты думаешь, что я хотел покончить с твоей жизнью, то нет, ты не знаешь, кто я такой. Я не убийца.
— Ты убил Ишту.
Морщинки вокруг его глаз и бороздки на лбу стали такими же отчётливыми, как следы когтей.
— Я не убивал её, — пробормотал он.
— Каджика рассказал мне всё, — я сделала шаг в сторону. Я не ушла далеко, но это было немного дальше. Я была, как минимум, на расстоянии вытянутой руки от него. — Он видел тебя. Тебя и Лио. Он был там.
Синева в глазах Борго, казалось, закружилась.
— Он прибыл слишком поздно, чтобы что-то увидеть.
— Верно. Ты уже убил её.
Он повернулся лицом к «Бьюику». Долгое мгновение он прослеживал изгибы капюшона.
— Я ушёл из Неверры, потому что мне сказали, что Ишту вернулась. Я думал…
— Ты думал, что провалил работу и вернулся, чтобы довести её до конца? — мой голос был таким резким, что я молилась, чтобы меня услышал сосед. Я осматривала бледную дорогу в поисках приближающихся машин или бегущего спасителя. Я бы даже согласилась на летающего спасателя в тот момент.
— Нет!
Мой взгляд вернулся к нему, как резиновая лента.
— Нет, — его лицо стало на несколько оттенков темнее, а ноги оторвались от цементного пола.
Он пристально посмотрел на меня. Румянец медленно сошёл с его лица, но глаза всё ещё сверкали. Эмоции летели от него. Это замедлило биение моего сердца, заставило его биться глубже, дольше, интенсивнее. Это было так, как если бы он захватил этот орган и заставлял его биться так, как он хотел заставить его биться. Я почувствовала нежнейшую ласку на своей щеке и повернула лицо в сторону. Ни одна рука не гладила мою кожу, хотя я почувствовала её, а потом та же самая рука погладила мои вены. Моя кровь забурлила и медленно поплыла по телу. Я медленно моргнула, как будто пробуждаясь от глубокого сна.
Хотя я никогда не интересовалась мужчинами постарше, очаровательная улыбка Борго, его блестящие глаза и его непоколебимая уверенность привлекли меня. Он исцелил мою руку, он помог мне, спас меня от кровотечения. Я чувствовала себя в долгу так, как не чувствовала себя с тех пор, как Круз спас Гвенельду. Абсолютная нежность его поступка поразила меня с такой силой, что заставила меня шагнуть к нему и поцеловать в щёку. Его кожа была мягкой, горячей и пахла песком, солнцем и огнём.
Он ахнул и отскочил назад.
Дым вился от его щеки.
Почему там был дым? Моё ожерелье! Я протянула руку, чтобы погладить его пепельную щёку, но он с шипением отскочил от меня ещё дальше.
— Мне так жаль. О, Борго, мне так жаль.
— Всё в порядке, — сказал он хриплым голосом. — Я испытывал боль и похуже.
— Что я сделала? — я застонала. — Ой. Что я наделала? У тебя даже нет пыли, чтобы исцелить тебя.
— Всё в порядке. Это заживёт.
— Ты можешь использовать огонь?
— Огонь не исцеляет раны фейри, — он всё ещё тяжело дышал, но его голос стал твёрже. — Это было бы всё равно, что залечивать человеческие раны кровью.
Пока он говорил, я смотрела на рваный шрам на его шее и ненавидела человека, который дал ему это. Я ненавидела Каджику. Он хвастался тем, что причинил боль Борго, что присвоил прах фейри. Ублюдок!
— Я верну твою пыль, — сказала я. — Я знаю, у кого она. Я пойду…
— Я сейчас всё выключу, Катори.
— Что выключишь?
— Когда я его выключу, обещай, что всё равно выслушаешь меня.
— Всё, что угодно для тебя, Борго.
Его ноздри медленно раздулись.
— Скажи эти слова.
Я нахмурилась, но произнесла их вслух.
— Я обещаю тебе.
Он удерживал мой взгляд так же, как мужчина держит бёдра своей возлюбленной, собственнически, бережно, страстно. Это напомнило мне о том, как Круз обнял меня в тот день, когда вернул Гвенельду к жизни. Но как я могла полюбить мальчика, когда передо мной стоял настоящий мужчина?
— Ты заставляешь меня чувствовать себя так, — я изучала великолепные голубые глубины его радужек, — Как будто я самая необыкновенная женщина на этой планете. Как… — конец моей фразы застрял у меня в горле.
Однако каким-то образом мой разум вспомнил об этом. Отвращение затопило меня. Неужели я только что призналась в своей любви этому… этому палачу?
— Что ты со мной сделал? — я зарычала.
Лицо мужчины было таким морщинистым. Более морщинистым, чем у моего отца, и всё же, каким-то образом, я смотрела на него с восхищением… с нежностью.