композициям симпатичную девушку?) и тем, что имел на Боткинском кладбище
персональную могилу, со старинной оградой, оформленную на чужое имя. На
вопрос: «Зачем она вам?» дядя Сатвалды, почему-то шёпотом ответил:
— Ты, дружок, вижу, уверен в завтрашнем дне, а вот я в своих
родственниках — нет. Ведь не похоронят, подлецы, не похоронят...
— А куда же они вас денут? — спросил я.
— Эх, Саня, Саня, — вздохнул Нурмухамедов, с которым мы, кстати,
жили в соседних подъездах, — мне и самому хотелось бы это узнать. Но ведь,
юлят, проходимцы. И вообще, когда знаешь, где ляжешь, — легче ходишь...
...Итак, поприветствовав директора кладбища и его свиту, наша скорбная
процессия начинала обход надгробий. Время от времени Караматов
останавливался перед одной из могил и говорил:
— Видите, какие люди здесь лежат?! Читайте, читайте. Догадываетесь
какие, значит, страсти в их душах кипели?! А ведь лежат и молчат...
Пройдя ещё несколько метров, он останавливался, оборачивался к нам,
шагающим сзади, чтобы произнести следующую сентенцию:
— Мы сейчас не будем оценивать Иосифа Виссарионовича. Не то место,
не та ситуация, но я вспомнил, что в 1945 году его с Победой и окончанием
войны поздравил де Голь. Знаете, что на это поздравление ответил товарищ
Сталин?
Мы знали, так как в последнее наше посещение Боткинского Сагдулла
Музафарович этот вопрос уже задавал, но молчали.
— Сталин на это его поздравление ответил: «В конце концов, побеждает
смерть». И он, понимаете, прав. А вот в чём-то другом товарищ Сталин был не
прав. Но не нам его судить. Нам лучше помнить, что жизнь — это только дорога
к смерти, и поэтому не нужно пытаться сократить её. Она и так коротка... А
всякие там анонимки, доносы, сигналы жизнь сокращают. Вы поняли? Лучше о
том, чем недоволен, что волнует, сказать открыто. Придти ко мне и сказать.
Прямо. И мы обсудим. Подумаем. Исправим, если что не так. Внесём ясность.
Мы же с вами одна семья. Причём интернациональная. Поэтому, понимаешь, и
приехали на Боткинское кладбище. Оно тоже интернациональное. Вы поняли?
— Поняли, поняли, — соглашались мы.
— Тогда скажите: часто задумываетесь, что такое счастье? — не
унимался Караматов
— Наверное, оно у всех своё и разное, — говорил Александр Сафронов,
заведовавший отделом строительства. — Кому-то побольше денег хочется,
кому-то славы или купить квартиру кооперативную…
— Ты прав, но не полностью, — улыбался Караматов. — Счастье — это
когда тебе, Сафронов, завидуют, а вот нагадить не могут.
— По-доброму, выходит, завидуют? — уточнял Сафронов.
— По-доброму, не по-доброму, но кроме чужих неприятностей существует
много других радостей жизни. Вот, что вы должны осознать. Для этого мы и
пришли сюда. И вообще все мы под Богом ходим, но только у каждого свой Бог.
И он всё видит. И каждому из вас воздаст. Вы поняли?
— Поняли, — отвечали мы.
— Врёте. Но мы вам верим. Авансом. — И, помолчав, добавлял: —
читайте надписи на могилах. Это письма мёртвых живым. В них мудрость. И
вообще цените жизнь, она коротка. Не тратьте её на глупости.
— Не будем, — обещали мы.
— Тогда все свободны, посетите своих родных или друзей, а через
полчаса в автобус и в редакцию, — говорил Караматов. — Нужно работать.
...Как правило, после таких экскурсий в коллективе действительно
наступало затишье. Но чтобы действительно оценить мудрость Караматова
(тогда я с приятелями ценил эти экскурсии исключительно за возможность в
рабочее время пропустить по кружке пива 6-го пивоваренного завода в
павильоне, что был недалеко от кладбища), мне потребовались годы, за
которые случилось много всякого.
…Умер Сагдулла Музафарович неожиданно. В годы горбачёвской
перестройки, которую на советском Востоке вожди партийно-родовых кланов
использовали исключительно для сведения личных счётов, его вначале «ушли»
с редакторства «вечёрок» и «выбрали» секретарём Союза писателей
Узбекистана. Затем, уже «по собственному желанию», он ушёл и оттуда. Через
несколько месяцев Караматова не стало. Травли его сердце не выдержало.
К сожалению, чем-то помочь в тот момент я не мог. Меня самого
«уходили» с должности редактора республиканской «молодёжки». По всей
вероятности, люди, осуществлявшие эти «кадровые перестановки», редко
заходили на кладбище и мало задумывались о том, что зло имеет свойство