порог – ни-ни.
Борис Беницианович, т. е. Борюсик, знал этот секрет, а также знал столик,
к которому чаще всего подлетали легенды, не говоря уж о безответственных
сплетнях. Ещё он знал, почему с 1940 по 1943 годы в Лёвенбройкеллере, а не в
Бюргербройкеллере – любимом месте встреч национал-социалистов, отмечались годовщины Пивного путча 1923 года. Попутно, если просили, он
объяснял, почему в 1979 году Бюргербройкеллер снесли, а на освободившемся
месте воздвигли гостиницу Хилтон и киноконцертный комплекс «Гастайг». Ну а
что касается Владимира Ильича, его соратников и того, как проводили они
время в Мюнхене, как «обули» не только немецких, но и штатовских банкиров,
и, как, спустя 70 лет, потомки этих самых банкиров «обули» российских
демократов с олигархами, не говоря уж об украинских, Борюсик не просто
рассказывал. Он об этом целый спектакль разыгрывал.
И вот, едва поздоровавшись, я, что называется с места в карьер, поведал
ему нашу историю с отказом в выдаче виз, более похожую на глупую шутку.
- Не расстраивайтесь, - сказал Борюсик. – В Мюнхене и его баварских
окрестностях, нет таких крепостей, которые бы не покорялись большевикам.
Битте, ваши паспорта, факс из Москвы, копия которого, как вы утверждаете,
получена консульством, и отправляйтесь в наш офис. Вас там уже ждут.
Когда мы отошли на несколько шагов, художница спросила:
- Скажите, вот этот ваш товарищ, которого вы называете Борюсик, он
действительно симпатизирует большевикам?
- Почему вы так решили? – удивился я.
- Но он же сам сказал о крепостях, которые им покоряются.
- Это Борис Беницианович так шутит. И я тоже шучу, называя его
Борюсиком.
- Значит с Моисеевым это никак не связано?
- Вас озаботила сексуальная ориентация Бенициановича?
- Не так, чтобы очень, но как-то странно, - потупив взор и чуть порозовев,
сказала Ксения Фёдоровна.
- Успокойтесь, Борюсик убеждённо-несгибаемый традиционал.
- И всё же шутки у него мрачные, хотя человек он, судя по всему, добрый,
- вздохнула основоположница баварского ассамбляжа. – Не зовите, пожалуйста,
его, Борюсиком.
…Едва мы вошли в уютный офис русского туристического агентства, как
вслед за нами влетел запыхавшийся Беницианович.
- Всё в порядке, - переводя дух, крикнул он. – Царицын взят!
- Вы шутите, – с явным недоверием вымолвила художница. – Его ж ваши
большевики ещё в прошлом веке взяли.
- Ну да, - согласился он. – Но это я так, для образности. Короче, визы
получены.
- Потрясающе! – вздохнула моя спутница. – И на все паспорта?
- Конечно, - широко улыбнулся представитель туристической фирмы,
избравшей в виде эмблемы глобус Земли.
– И как же вам это удалось? Они же все там такие строгие… И ещё эта
очередь, - с явно наметившимся восхищением в голосе и во взгляде спросила
она.
– Позвольте не отвечать на ваш вопрос, дабы не разглашать интимности
наших дипломатических отношений.
– Во загнул! - восхитился возникший на пороге Марк Аврелий – владелец,
расположенного напротив «Глобуса» русского магазина.
Вообще-то по метрике, выданной в Караганде, он был Марком
Григорьевичем, но в Мюнхене все его звали Марком Аврелием, как римского
императора и автора философских сочинений "Наедине с собой". Думаю,
связано это было с его способностью расцвечивать речь фразами вроде
«Только нищие мечтают о богатстве. Богатые мечтают о любви» или «Научно
доказано: на заднице ни одного нерва», а ещё тем, что в устах Марка любое
матерное слово приобретало осанистость.
– Тебе жениться нужно, – продолжил он и, плотоядно глянув на
художницу, добавил: - А то морочишь женщинам головы, тем более красивым.
Но завершить эту бесспорно важную мысль Марк не успел, ибо я,
предчувствуя, что главные события всё же впереди, перебил его:
– Друзья, мы хотим вас поблагодарить, расплатиться за оказанную
услугу, т. е. оформление виз, и договориться о непременной встрече в
Лёвенбройкеллере после того, как мы возвратимся из Москвы.
– Почему нет? - сказал Боря.
– Я тоже буду ждать эту встречу, – покрылась легким румянцем
художница.
– На меня не рассчитывайте, – пробурчал Марк Аврелий. – Я на работе
так уматываюсь, что мне никакая встреча без моего дивана не в радость.
Но на него, как мне показалось, никто особо и не рассчитывал.