образца канцелярской мебелью, сидели две секретарши и молодой человек
схожей с нашим проводником комплекции.
– Вас пригласят, – сказал российский Ван Дамм и вышел в коридор.
– Я хочу пи-пи, – неожиданно подал голос литератор.
– Что?! – воскликнул руководитель.
– Мне нужно справить малую нужду, иначе я могу там (кивок в сторону
кабинета заоблочно-высокого чиновника) обос...
– А потерпеть?
– Невозможно. Как говорится, натерпелся, да и возраст не тот, чтобы
ограничивать себя в самом необходимом.
– Я не вижу здесь туалета, - сказал руководитель.
– Он напротив. Нужно только в коридор выйти.
– Выходите, только быстрее, пожалуйста.
– Боюсь.
– Чего?!
– Охранника. Он же запретил расходиться. Может, все вместе сходим?
– О, господи, зачем мы-то пойдём, если вам приспичило, - вздохнул
Семёныч, и направился к коллеге Ван Дамма, любезничавшего с одной из
секретарш. Тот, выслушав его, окинул пристальным взором переминавшегося с
ноги на ногу Рудика, и разрешающе кивнул головой. Мол, иди, ссыкун.
Пока литератор отсутствовал, руководитель, заметно нервничая,
принялся шёпотом что-то обсуждать с сенатором-олигархом. По обрывкам
долетавших до меня фраз я понял – спорят, кто будет финансировать проект
объединения русскоязычных соотечественников в Германии. Леонид Борисович
в принципе был не против «взвалить» эту благородную ношу на себя, но при
условии, что первый транш внесёт Кремль. Мой же старинный друг пытался
втолковать ему, что Кремль ничего не даст, поэтому лучше сразу начать
финансирование.
До чего-то конкретного договориться они не успели. В приёмную влетел
литератор и – с порога:
– Всё поменяли, а о сортире забыли. Там унитазы ещё советские и мыла
нет.
– Молчать! – прошипел руководитель, и в эту же самую минуту
распахнулась дверь бывшего сусловского кабинета. Кто её отворил, я так и не
понял. Может быть, ещё один охранник, прятавшийся в потайной нише. А
может, сработал некий фотоэлемент. Не знаю. Впрочем, это не важно.
Хозяин кабинета встретил нас радушной улыбкой и, едва
поздоровавшись, предложил чай с сушками.
– Крепки традиции, – пробурчал несгибаемый патриот-антикоммунист, но
от чая с ссушками не отказался. Мы расселись за длинным полированным
столом и наш руководитель, строго посмотрев на литератора, стал поочерёдно
представлять каждого из нас. Конечно, «кардинал» знал о нас всё, если не
больше того, что каждый из нас знал о себе сам, но то, что он услышал,
наверняка его потрясло. Впрочем, он даже не пытался этого скрыть.
Подозреваю ему даже вспомнилась сцена из «Двенадцати стульев», когда
Остап вместе с гигантом мысли, отцом русской демократии Кисой
Воробьяниновым в гостиной мадам Грицацуевой учредили Союз «Меча и
орала» и принялись выбивать деньги у нэпманов для борьбы с детской
беспризорностью…
– Итак, если я верно понял, – сказал Владислав Юрьевич, – вы хотите
создать организацию соотечественников, которая бы развивала дружбу между
Россией и Германией, а конкретно между всеми теми, кому небезразличны
русский язык и российская культура?
– По сути, такая организация уже есть, – подал голос культуртрегер, - вот,
например, у нас на Рейне – Совет иностранцев. Так мы…
– Да, организация есть, – перебил его Семёныч, - остались некоторые
формальности с регистрацией, ну и хотелось бы скоординировать свои
действия с Россией. В принципе для этого мы и приехали.
– И правильно сделали, – сказал Владислав Юрьевич. – О вашей
инициативе будет доложено Владимиру Владимировичу. Он у нас ведь
германист. Кстати, ваши, то есть, наши соотечественники из Франции тоже
создают нечто подобное. Ну а пока оказывают бывшей родине конкретную
помощь. В том числе материальную.
Произнеся эти слова, он умолк. Молчали и мы. Пауза затягивалась.
– Я вот кортик привезла. Дедушкин, – мило улыбнувшись, обратилась к
«кардиналу» художница-дворянка. – Но его, кажется, похитили. А я хотела
подарить его России. Конечно, это не яйца Вексельберга65, но всё же реликвия.
– Одно нас всех греет, что кортик пропал именно в Москве, – неожиданно
подхватил елейным голосом литератор Рудик, – а уж отсюда просто так его не
вывезешь. Он здесь останется. Он ещё послужит…