– Точно, – закивал главный аусзидлер. – Отсюда и самому не просто
уехать. Не то что с кортиком… Впрочем, как и влететь.
– Ну что ж, Вексельберг возвратил России яйца, – попытался увести
разговор из опасной зоны руководитель нашей делегации, – а вот мы решили
сблизить эту идею с соотечественниками.
– Простите, – улыбнулся хозяин кабинета, – я не совсем уловил связь
между кортиком, яйцами Вексельберга и вашей организацией.
– Кортик, как и редкие книги эмигрантов первой и второй волн, рукописи
российских философов, живопись, авторские ювелирные изделия, такие, как
яйца Фаберже – это ценности, возвращаемые России, в том числе и с нашей
помощью, – неожиданно даже для самой себя провозгласила Ксения
65 Олигарх Виктор Вексельберг приобрел у наследников Малкома Форбса 194
ювелирных изделий работы Карла Фаберже, включая девять пасхальных яиц, общей
стоимостью порядка 120 млн. долларов, и возвратил их в Россию.
Фёдоровна. – Материальная сторона, конечно, для нас тоже важна, но скорее,
как подпорка духовной.
– Понятно, – сказал «серый кардинал», но по всему было видно, что
едва мы покинем кабинет, как он даст команду во всём разобраться. И хорошо,
если только с кортиком. – Да, друзья, – продолжил он, – но ведь недаром
говорят: там – деньги и свобода, здесь – вера и любовь.
– Вот мы и приехали за верой и любовью, – подхватила его интонацию
художница-дворянка.
– Ну не только за этим, - поспешил уточнить Семёныч. – Тем более что у
нас имеются конкретные предложения по реализации взаимовыгодных проектов
в области культурно-зрелищных мероприятий, издательской деятельности,
создания русских школ и центров русской культуры.
– Иными словами, Россия, русский язык и культура вам не безразличны?
– всё так же улыбаясь, спросил «серый кардинал».
– Мы без них просто погибаем, - обречённо вскрикнул культуртрегер. –
Естественно, в фигуральном смысле.
– Значит, погибаете, - не то констатировал, не то уточнил «серый
кардинал». – Ну что ж, в таком случае…
Не окончив фразы, он неспешно поднялся с кресла и направился к
письменному столу, стоящему у широкого в полстены окна и взял в руки какую-
то бумагу.
Не знаю, кто и что в этот момент подумал, но мне представилось, что
сейчас он предложит всем нам переехать из Германии в Россию. Мол, коли так
невмоготу, то милости просим обратно. Всех. С домочадцами и реликвиями в
придачу.
Наверняка та же мысль посетила и моего старинного товарища, а также
проводника-олигарха, скромно примостившегося на стульчике ближе к выходу.
Товарищ мой занервничал, о чём я догадался по его глазам. Обычно
добрые, как у киношного дедушки Ленина, они вдруг стали колючими. А вот
олигарх неожиданно стал походить на кота. Такого, знаете, длинного, худого,
но не от голода, а от правильного питания чёрного котяру.
В отличие от моего товарища, олигарх совершенно не озаботился сменой
вектора разговора, а принялся, как мне подумалось, вычислять выгоду от
«добровольного» перемещения части русскоговорящих жителей Германии в
Россию. Причём организованно, на основании некоего Указа, Меморандума, а
то и государственной программы возвращения соотечественников.
Но я ошибся. Не в смысле намерений филантропа-олигарха и опасений
нашего руководителя, а в смысле содержания бумаги. Это был не план
репатриации соотечественников (он в Кремле возникнет позже), а график
нашего визита.
– Я вижу, что в Москве вы поработали, – сказал нынешний хозяин
«калошного кабинета», – и, считаю, что перспективы у идеи хорошие.
– Хорошие, хорошие, – заверил его Семёныч.
– В таком случае…
– А может, мы сфотографируемся на память? – подал голос,
истомившийся непривычно долгим молчанием литератор Рудик. – Так сказать,
увековечим событие.
Услышав это его предложение, Семёныч моментально сменил ленинский
прищур на сталинский, каким его описывают Анатолий Рыбаков и Василий
Аксёнов. А вот «кардинал» неожиданно застенчивым голосом
поинтересовался:
– Вы считаете, что мне с вами тоже нужно сфотографироваться?
– А как же, конечно! – вскричал Рудик, извлекая из футляра фотокамеру и
оглядываясь кого бы попросить сделать снимок. Но все уже были рядом с
хозяином. Только олигарх, как мне показалось, намеренно замешкался у двери,