Дверь никак не желала закрываться до конца, несмотря на все усилия Эвелины: петли заклинило, и в щель задувал острый, холодный ветер.
– Сломаешь – будешь платить! И вообще, я сейчас полицию вызову, – взвизгнула женщина, честно отрабатывая взносы жильцов. – Пошла вон!
– Чего стоишь, помоги мне! –- рявкнула девушка непонятно в чей адрес, всем телом налегая на дверь.
Но закрыть её она так и не успела. Чья-то рука протиснулась в щель, длинные, узловатые пальцы словно когти впились в металлическую раму. Спустя секунду дверь распахнули с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену, а девушка отлетела назад, сбив консьержку с ног. Анечка едва успела отпрыгнуть в сторону и заревела от испуга. Где-то совсем рядом, над головой громыхнуло так, что заложило уши. Молния расколола тёмные небеса, вонзилась в город и ушла под землю.
В дверном проёме стоял высокий мужчина, закутанный в темно-зелёную накидку до пят, в правой руке он держал деревянную трость в чёрных, шишковатых наростах. У девушки в глазах потемнело от страха, едва она взглянула в его лицо: рот кривился в злобной ухмылке, спутанная, клочковатая борода почти скрывала потрескавшиеся губы, безумный, горящий взгляд прожигал Элю насквозь. Голос незнакомца, низкий и хриплый, заставил задрожать от ужаса даже хамоватую консьержку.
– Те, кто умеет открывать Двери, или со мной, или против меня!
Произнеся эти слова, мужчина отступил назад, в бушующую, грозовую тьму осенней ночи и вдруг исчез, будто растворившись в воздухе.
Консьержка побагровела от злости и страха, да так и осталась сидеть на ступеньках с отвисшей челюстью. Красный мяч закатился под лестницу; Анечка, глотая слёзы, бросилась к девушке, скрючившейся на полу. Малышка схватила её за лацканы пальто и, с ужасом глядя в пустые, расширенные зрачки подруги, завыла:
– Э-э-элечка, милая, пойдём домой, ну пожа-а-алуйста! Я к маме хочу! К ма-а-аме!..
Но девушка её не слышала. Больше никогда в этой жизни Эвелине не суждено было услышать голос маленькой Ани.
Глава 2
Эвелина брела по берегу, оставляя на мокром песке следы босых ног. В одной руке она несла ботильоны, другой то и дело поправляла спадавшую на лицо прядь мокрых тёмно-русых волос. Слева, на холме возвышался безмолвный сосновый бор, справа расстилалась спокойная, бесконечная гладь воды, на горизонте сливаясь с низким серым небом. Ничто не нарушало тишины, царившей в этом бесцветном мире, придавленном свинцовым небосводом. Девушка не смотрела вперёд: она довольно давно шла вдоль линии прибоя, пытаясь понять, что же всё-таки с ней произошло. Но в мире без солнца невозможно было сказать наверняка, сколько времени прошло с тех пор, как в темноте перекрытой на ремонт подземки, за её спиной захлопнулась железная дверь.
Эвелина не знала, как оказалась здесь. Она не помнила, как вышла из подъезда, где они с Аней прятались от грозы; не слышала плача девочки и возмущенных воплей консьержки. Она шла по захлебнувшимся в дожде улицам словно механическая кукла, а в её широко раскрытых глазах отражалась пустота. Прохожие, случайно встретившись с ней взглядом, с опаской обходили девушку стороной: она выглядела так, будто накачалась какой-то дрянью или не в своём уме. Словно во сне, Эля спустилась на перекрытую станцию метро, легко сорвала с железной двери ржавый висячий замок, неизвестно как вернувшийся на своё место, и, сделав всего один шаг вперёд, оказалась в сером лесу.
Девушка пришла в себя только на прогалине, окружённой высокими соснами. Пару минут она непонимающе таращилась на свои перчатки, перепачканные ржавчиной, на тропинки, уходившие вглубь леса, а потом развернулась на каблуках и бросилась назад. Она не испытывала ни паники, ни страха, словно знала, что ждет её там, на холме, за покрытым ряской и россыпью цветов озером. И всё-таки в растерянности остановилась перед пустым местом, где раньше находилась массивная металлическая дверь.
Присев на корточки, Эвелина шарила по земле, надеясь найти в лесной подстилке хоть какие-нибудь следы; потом тщательно осмотрела стволы деревьев вокруг. В конце концов она с немым укором возвела глаза к низкому серому небу, прислушиваясь к биению собственного сердца, и вдруг с ужасом осознала, что она осталась в этом пустом, безмолвном мире совсем одна. Осталась навсегда.