– вот тут – это плохо или хорошо?
Пример был на редкость гадостный – про СССР и органы их карательные.
– Плохо, конечно, – ответила я.
– Но правильно.
– В смысле? Убивать просто, чтобы другие верили в справедливость? Или боялись?
– Лучше, конечно, чтобы боялись, – у Яра было очень хорошее настроение. Редкость. – Но это просто правильный поступок.
– Но ведь это нельзя назвать хорошим поступком?
– Правильным. И эти понятия никогда не совпадут, понимаешь? Ты будешь поступать или правильно, или хорошо. При этом, поступить правильно – значит, сделать что-то, что вряд ли не осудят окружающие в лучшем случае, а потомки точно плюнут.
– Я тебя не понимаю. И вообще…
Я замолчала. Это у нас была такая игра. Как бы я хочу собственное мнение высказать, которое не просто моё, а ещё и отрицающее. Яр ухмыльнулся и кивнул.
– я не вижу смысла учиться на исторических ошибках – во-первых, не интересно, во-вторых, неприменимо. И если честно, то в чем разница-то? Если недовольные все равно появятся.
– в том, что правильный поступок не всегда может быть оценен как хороший или плохой. Он вообще под эту категорию не попадает. Можно и убить, если это правильно. А нравится это кому, не нравится – какая разница.
– А что сейчас, в данном и конкретном отрезке происходит? Правильное или хорошее?
Ответил он, как же… А у меня предчувствие. Вечное чертово предчувствие.
Квартиру нашу – стандартную хрущевскую однушку – мы получили в наследство от отцовых родителей. Дом был старый, с узкими серыми заплеванными лесницами – мой их, не мой, все равно. И с подвалом. К квартире прилагалась целая трехметровая секция прямо под полом! для облегчения жизни дед сделал люк и лесенку откидную. Все, выходить в подъезд было не нужно. На мой взгляд квартира от этого устройства только выигрывала, а родители были недовольны – ремонт нормальный не сделать – но пользовались вовсю. Воняло, правда, в квартире… Но это не только у нас.
Сначала вариантов приобрести что-то попросторнее не было, а когда появились – отец предпочел жить там с новой женой и без орущего младенца. Матери он сделал царский подарок – не стал на метры претендовать. Хорошо, правда? И мы остались в старой квартире – без ремонта, без надежд и без перспектив.
Так я про подвал. Как-то так получилось, что потихоньку старики умирали, а новые жильцы запасов не делали и подвальные клетки им были ни к чему. Сначала с разрешения соседей, а потом уж и без него мама заполняла полки припасами, банками и мешками. Для банок и мешков все бралось на участке. Домика не было – считалось, что нерационально, раз можно за 20 минут на городском автобусе доехать – зато грядок – море. Все лето на них приходилось пахать – вспомнить страшно. Брат от участи жука был избавлен – “учись, сынок” – как и от последующей переработки выращенного. Росло там, кстати. Много росло. И потом перекочеввывало в подпол. А потом только и остался один наш квартирный вход – подвал из соображений безопасности ЖЭК закрыл, новенький замок на ветхой двери смотрелся как сюр, но и к этому люди быстро привыкли, и замок перестал напрягать серыми матовыми боками. Я бы может и продолжила бы пользоваться – из дома не выходить и ключ не нужен, только муторно было из-за нескольких банок возню эту затевать. Поэтому когда начались у брата ночные бдения с друзьями, да еще и на запертой кухне… да еще и разговоры эти странные – про долг и справедливость, и все такое… зря Яр, ей-Богу. Братца своего я слишком хорошо знала – в одной комнате скрыть что-то трудновато. И об исследованиях его…
Вообще-то, Егор вундеркинд. МГУ он закончил в 17, пристроился на последнем курсе в какую-то левую (он так говорил) газетку и после серии статей легко и быстро сделал карьеру – перешел в очень крупное издание. И еще быстрее – опять-таки за статью – его уволили. Со мной брат, понятно, этим всем не делился, с мамой “обсуждал”… Но все, что он написал я читала – брат был моим кумиром. Писал он легко и талантливо. И наброски я читала… неофициально, конечно. И за что уволили – тоже понимала. Ему с такой темой надо было в институте контактов с сириусятами диссертацию защищать или в “Секретные материалы” пристраиваться сценаристом, а не в серьезную газету. А брат продолжал упрямо работать со своими бредовыми темами. Как маньяк. Теперь официально числился он корректором в каком-то издательстве, сидел дежурным в типографии да пописывал в разные газетки под другими именами и на вменяемые темы – не предавал идею, но жрать на что-то было все-таки нужно, а алименты отцовы и пособие мое быстро заканчивались.