просто выполнял приказ, в котором весьма обтекаемо было написано: «Обеспечивать
бдительность».
Если бы пятьдесят пятый не ушел нынче ночью, утром немецкие пикировщики не
оставили бы от него даже воспоминаний: бомбили аккурат тот участок леса, где еще
накануне размещались танки.
Командиры наконец собрались.
— По противнику открывать огонь самостоятельно, — приказал Черняховский. — И
готовьтесь к маршу.
Мобилизационный план, разработанный столь тщательно, летел ко всем чертям. Война
сразу пошла «не так».
У Черняховского имелось более двухсот танков в этом лесном массиве. И никакой связи с
командованием корпуса и соседями.
В эфире царил настоящий хаос. Радист пробивался сквозь него четыре часа.
22 июня 1941 года, 8 часов утра, район Шяуляя
— Иван Данилович, есть связь!
Маркелов лично принес первую радиограмму из штаба корпуса.
«Германия напала на Советский Союз, ее войска вторглись на глубину 50-60 километров,
приготовиться к контрудару».
— Что соседи? — допытывался Черняховский. — Почему нет известий от командира
корпуса?
Командир корпуса генерал Шестопалов медлил: ждал указаний из штаба армии.
Слишком опытен. Слишком долго учился выполнять приказы.
— Каждая минута на счету! — Черняховский не находил себе места. — Необходимо
контратаковать, немедленно!.. Где соседи?
Но известий по-прежнему не поступало.
Затем посыпались приказы.
— Развернуть дивизию для контратаки!
Черняховский начинал подготовку, но почти сразу приходил новый приказ: «Отставить».
Затем вновь предлагалось атаковать — и снова отбой.
— Плохо, — говорил Черняховский, не сводя глаз с оперативной карты. — Мы растянуты
по фронту на шестьдесят километров. Враг господствует в воздухе. Где наша авиация? В
таких условиях ни о каком массированном танковом контрударе и речи быть не может.
Он твердо был убежден в том, что вводить танки в сражение по частям — огромная
ошибка, если не сказать преступление. Танки должны действовать массированно.
А соседи где-то «потерялись». Место дислокации постоянно менялось.
Дивизия Черняховского двигалась в указанном направлении, к Таураге, где должна была,
в соответствии с приказном, нанести удар по вклинившемуся противнику.
23 июня 1941 года, 10 часов утра, район Калтыненяй
— Вызывайте снова, — требовал Черняховский у радиста. — Где двадцать третья
танковая дивизия?
Двадцать третья всѐ не появлялась. И известий от нее не поступало.
— Бьем сами! — решил Черняховский. — Дольше ждать нельзя.
...Только к концу дня стало известно, что двадцать третью командующий 8-й армией
генерал Собенников использовал совершенно не в том направлении, какое было
определено фронтовым штабом.
Черняховский действительно остался один.
— Будем атаковать с двух направлений: с фронта — тридцатью танками под
командованием командира полка майора Онищука, с фланга — семнадцатью танками во
главе с заместителем командира полка майором Поповым.
Танки вышли из леса, который до сих пор служил им укрытием.
Онищук с ходу ворвался в расположение противника и начал расстреливать мотопехоту.
Черняховский наблюдал за боем из командирского танка.
— Теория закончилась, началась практика, — сказал он себе. — А практика такова, что
противник с боями прошел Францию, Польшу. Мои же танкисты идут сейчас в своей
первый бой... И я тоже.
Он поднес к глазам бинокль. Хороший, цейсовский. Немецкий.
— Посмотрим, что у них за танки...
Против БТ-7 и Т-26 двадцать восьмой танковой дивизии Черняховского стояли
«четверки» — немецкие T-IV. Во Франции они уже показали себя.
По толщине брони и дальнобойности пушек «четверки» сильнее. Орудия тоже не равны
по силе: семидесятипятимиллиметровые «четверок» против сорокапятимиллиметровых
наших. Что еще? Да. Наши легкие танки заправляются бензином. Загорится — экипаж
может и не успеть выскочить. Пылает знатно.
Что остается? Только маневр.
...Сейчас уже танки Попова должны выйти в тыл и фланг противнику. Где же он? Онищук
вовсю дерется с немцами. Один, затем и два БТ-7 уже горят... Новый факел — Т-26.
Черняховский не находил себе места. Столько лет учебы! Академия с отличием! Он так
тщательно учился воевать — действовать активно, навязывать врагу свою волю...
И вот теперь он просто смотрит, как горят его танки. Пять танков. Все, дольше ждать
нельзя.
— Я должен увидеть и попробовать все сам, — решил командир дивизии. — Учиться в
бою — не лучшее решение, но другого нет.
Он обратился к своему механику-водителю, сержанту Лаптеву:
— Заводи мотор, Миша. Едем.
Командирский танк помчался к передовой. Вокруг рвались снаряды. Механик-водитель
лавировал, как сумасшедший, танк нырял в овраги, петлял между деревьями.
Черняховский увидел в перископ на башне танка, как Т-IV подбил БТ-7 с расстояния
восьмисот метров. Советский танк вспыхнул.
Черняховский развернул башню и выстрелил. Снаряд отскочил от лобовой брони
«немца».
— Что за черт! — выругался Черняховский. — Не берет наш снаряд их броню!
— Миша, ближе, — приказал он водителю.
За командирским танком устремились и машины майора Онищука.
До «четверки» оставалось совсем немного, метров четыреста.
— Огонь!
Снаряд, выпущенный комдивом, ударил в борт «четверки».
— Ага, горишь! — крикнул Черняховский. И вызвал майора: — Онищук, я двадцать
первый. Подпускай немца на триста-четыреста метров, бей в борта! Слышишь — в борта!
— Вас понял, — донеслось в ответ.
В этот момент в наушниках послышался голос начальника оперативного отделения
дивизии капитана Пашкова:
— Двадцать первый, возвращайтесь на КНП. Из штаба армии получена новая боевая
задача.
«Двадцать первый» неохотно покинул поля боя, вбежал на командно-наблюдательный
пункт, сорвал шлем:
— Какая задача?
— Никакой, — невозмутимо ответил Пашков. — Просто вы, товарищ комдив, слишком
уж увлеклись ролью командира танка. Надо было как-то утащить вас с поля боя. Вы здесь
нужны, а не там.
Черняховский сжал зубы. Пашков, конечно, прав, но...
Стараясь говорить спокойно, комдив ответил:
— Я должен был сам понять, чем отличается теория от практики. Мы предполагали, что
немецкие танки будут менее мощными. Нужно было выработать тактику...
— А теперь вы нужны на КНП, — сказал Пашков.
Сражение шло, а Попов со своими танками все не появлялся.
И вдруг в тылу врага лес затрясся от частых выстрелов. Немецкие пушки начали умолкать
одна за другой. Попов дошел и атаковал врага.
— Дивизионной артиллерии подавить батареи противника, стреляющие по танкам
Попова, — приказал комдив. — Немедленно.
Попов в головном танке заметил замаскированные орудия противника и приказал
механику-водителю:
— Дави их!
И взял на прицел одно из орудий.
На большой скорости танк Попова раздавил одно, затем, развернувшись, — и второе.
И вдруг машина резко остановилась: немецкое орудие успело сделать последний выстрел.
Советский танк загорелся. Попов вывалился из него, скатился на траву. Приподнялся: его
танки шли, развернувшись в боевой порядок. Сражение продолжалось.
Рядом с Поповым остановился БТ-7.
— Быстрей, товарищ майор, убьют!
Попова втащили в машину. На опушку уже вбегала группа фашистских автоматчиков. БТ-
7 открыл по ним огонь.