Вместо этого — топтание на месте и вынужденный переход к обороне.
— Местность трудная для танков, товарищ Сталин, — заговорил Ватутин. — Эффективно
применять бронетехнику трудно. А у противника сильно укреплена оборона. Боеприпасов,
чтобы разделаться с ними, не хватает.
Сталин мрачнел с каждым мгновением. Жуков делал Ватутину «зверское лицо»: не
раскисать, докладывать четко, уверенно! А главное — никакой безнадежности. Следует
дать Верховному не только отчет о неудачах, но и готовый план.
Сталин опередил Ватутина:
— У вас, конечно, имеется решение, как исправить ситуацию, товарищ командующий?
— В первую очередь следует усилить фронт, — сказал Ватутин мгновенно. — Больше
боеприпасов. Тогда мы сможем прорвать оборону противника южнее Переяслав-
Хмельницкого.
— А что севернее Киева? — спросил Сталин. — Согласно плану, мы должны были
охватить его с двух сторон.
— Севернее нужно усилить фронт хотя бы одной общевойсковой и одной танковой
армиями, — вступил Жуков.
— Сколько дней предполагаете на подготовку наступления?
— Десять, — сказал Жуков, не дрогнув ни одним мускулом.
Воцарилось молчание.
Затем Верховный с устрашающим спокойствием проговорил:
— У меня сложилось другое представление о случившемся, товарищи. Совсем другое.
Главная причина неудач войск 1-го Украинского фронта в том, что вы не учли условия
местности. Местность, товарищи, не будет подстраиваться под наши танки! А вот вы
должны заблаговременно изучить ее и принять соответствующие меры. Это сделано не
было.
Он задумался, посмотрел на карту.
— Кто стоит перед вами, товарищ Ватутин? Вы знаете противника?
— Четвертая и Восьмая армии группы армий «Юг», Вторая танковая армия группы армий
«Центр», — ответил Ватутин. — Старые «приятели». Там же действуют еще венгерские
части, но они в основном заняты партизанами.
— Партизаны с ними сами разберутся, — махнул рукой Сталин. — А вот вам следует
усилить правое крыло фронта. Отправьте на Лютежский плацдарм, на северный участок,
Третью гвардейскую танковую армию. Усильте ее тремя, лучше — четырьмя
стрелковыми дивизиями за счет левого крыла фронта. Будем наступать с Лютежского
плацдарма. А кто останется на Букринском плацдарме — пусть оттягивает на себя
противника, мешает ему.
— Когда начинать, товарищ Сталин? — Ватутин сразу подтянулся, посерьезнел. Он
видел, что решение принято, и обсуждать больше нечего.
— Третьего ноября. Сумеете взять Киев к годовщине Октябрьской революции?
— Постараемся, товарищ Сталин.
28 октября 1943 года, Днепр, Лютежский плацдарм
Ночь была на исходе. Танки заканчивали переправу на левый берег великой реки.
— Редкая птица долетит до середины Днепра, — вспоминали молодые танкисты Гоголя,
которого учили в школе — еще совсем недавно. — Птица не долетит, а наш танк — вот,
пожалуйста.
Мостов было четыре — два понтонных и два простых, деревянных. Понтонные днем
разбирали, чтобы немцы не заметили, — «рама» постоянно висела в воздухе, как ее ни
гоняли советские истребители.
Местное население вместе с саперами работали над переправами.
А на правом берегу оставались деревянные «танки» — макеты, точнее сказать — чучела.
Они были замаскированы и с воздуха выглядели почти как настоящие.
...У деревенского колодца наблюдалось большое скопление солдат и автомобилей. Чуть
поодаль дымила кухня.
Местные жители окружили солдат. Рослый сержант в комбинезоне танкиста вычерпывал
из колодца воду, заливал в баки: сюда приехали запасаться питьевой водой. Чистейшей,
сладкой.
— Помните, товарищ лейтенант, как мы с вами из болота ржавую жижицу цедили? —
вдруг обратился сержант к молодому лейтенанту танковых войск Рыкову. — Вот было
дело... А эта — сладкая, как компот.
— Скажешь тоже, компот! — улыбнулся лейтенант. Но улыбнулся невесело:
воспоминание о том болоте было слишком живо в памяти. Это случилось под Воронежем,
тогда оба они были ранены...
Странное зрелище отвлекло Рыкова от тяжелого воспоминания: несколько человек в
незнакомой форме — светлые мундирчики, брюки навыпуск.
Он подошел познакомиться, отсалютовал, представился.
Один из них, улыбаясь, покачал головой, а второй на затрудненном русском языке
ответил:
— Первая Чехословацкая отдельная бригада Людвика Свободы.
— Братья славяне! — обрадовался Рыков. — Ну, будем знакомы.
Он обменялся с ними рукопожатием.
Они переглянулись, и потом тот, что мог объясняться по-русски, осторожно спросил:
— Мы будем драться за Киев?
— Точно, товарищи! Сначала за Киев, а там, глядишь, и за Прагу!
— Скажите, — снова спросил чех, — Киев — это большой город?
Рыков был ленинградцем. Вот о Ленинграде он бы точно сказать: да, большой. В Киеве же
он еще никогда не был.
Поэтому ответил так:
— Каждый город, который мы отнимаем у врага, — большой. Огромный. Понимаете?
Он хлопнул чеха по плечу и отошел к своему сержанту.
1 ноября 1943 года, берег Днепра, южнее Киева
Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн опустил бинокль.
— Русские опять перешли в наступление. Следует их задержать.
Он отправил в бой десять дивизий.
В первый раз русским не удалось прорваться к Киеву с Букринского плацдарма — не
удастся и во второй.
...А вдруг это лишь отвлекающий маневр? Вдруг исход сражения за Киев решится в
другом месте? У русских слишком много войск, слишком много танков... Времена, когда
германская авиация господствовала в воздухе, а жалкие Т-26 горели, как свечки, к
несчастью, миновали.
Манштейн снова вспомнил русскую газету, которую принесли ему в штаб и любезно
перевели.
На первой странице был изображен немецкий танк «Тигр». Кстати, довольно неплохо
нарисован — узнаваемо. Рядом стояли с отвратительными ухмылками русские солдаты, и
один говорил:
«Чем отличается «Тигр» от «Пантеры»? Тем, что «Тигр» горит дольше...»
Нет, твердо решил Манштейн. Никаких колебаний. Он будет удерживать свое
направление. С Букринского плацдарма русские к Киеву не прорвутся.
3 ноября 1943 года, берег Днепра, севернее Киева
В восемь утра началась артиллерийская подготовка. Сорок минут шквального огня, а
затем, в поднимающемся тумане, в атаку пошла Шестидесятая армия Черняховского.
На этом участке немцы отступили на двенадцать километров.
4 ноября 1943 года, район Киева
Пошел моросящий дождь.
— Видимость почти нулевая, товарищ командующий! — сообщил адъютант.
Ватутин отмахнулся: он и так это знал.
Артиллерию применять в таких условиях затруднительно: придется бить в белый свет как
в копеечку. Авиация вообще исключается. Вся надежда на пехоту и танки.
— Третья гвардейская танковая — вперед, — приказал Ватутин. — Идите с включенными
фарами, с сиренами, ведите интенсивный огонь. Немец сломается. Вас прикроют
кавалеристы Первого гвардейского кавалерийского корпуса.
Танки двинулись по просекам, выступая из тумана, как смертоносные чудовища. Главной
задачей было на этот день — перерезать шоссе «Киев — Житомир» и занять окраину
Киева — Святошино.
Кавалеристы генерала Баранова повернули к реке Ирпень.
Советские танки вышли на Житомирское шоссе.
Впереди были Жуляны — вражеский аэродром.