поводу бездействия советской авиации. И черт побери, пехота права.
5 июля 1943 года, аэродром Фатеж — район Понырей
— Наша задача — прикрывать сухопутные войска, — сказал командир звена майор
Калмыков. — И вот еще что, соколы: с командного пункта дважды уже передавали
категорический приказ — уничтожать только бомбардировщиков! Вы поняли?
Летчики-гвардейцы помалкивали. Они знали, какие обвинения могут воспоследовать:
истребители действительно часто увлекаются боем с другими истребителями.
Немцы не хуже наших знают азартный характер, который приводит пилота в
истребительную авиацию. Личный счет сбитых врагов, захватывающие воздушные
поединки…
— Нам предстоит работа, — подчеркнул командир. — Работа, а не «свободная охота».
Эти приключения — не сейчас. Наземные войска ведут тяжелейшие бои, немцы
прорываются. А их авиация продолжает хозяйничать в небе и бомбить наши танки.
— Ясно, — пробурчал младший лейтенант Шерстнев.
— Хорошо, что тебе это ясно, Шерстнев, — повернулся к нему командир. — Еще раз
повторяю: только бомбардировщики! Помните, под Сталинградом, — лицо командира
чуть смягчилось, — Илья Чубарев таранил «Фокке-Вульф»? И ничего, жив остался.
Слабое место у самолета — хвостовое оперение. Его можно срубить винтом. Подходить,
понятно, в таких случаях приходится на малой скорости, а это почему опасно? Можно
попасть под сильный огонь неприятеля. В общем, решайте сами, а задача вам ясна. — Он
понизил голос: — В районе Понырей сейчас Рокоссовский и командующий Шестнадцатой
воздушной армией Руденко. Так что биться будем, можно сказать, над самой головой у
начальства.
Четверка Яков поднялась с аэродрома. Поляков шел ведомым у командира звена.
— Мотор барахлит, — Калмыков выругался страшными словами и повернул Як обратно к
аэродрому.
Истребителей осталось трое: пара Маркевич — Шерстнев и одиночкой Поляков.
Над Понырями действительно было черно от вражеской авиации. Несколько групп
бомбардировщиков подходили с разных направлений.
«Только бомбардировщики!» — твердил Поляков.
В этот момент истребители прикрытия набросились на тройку Яков, и двое из них
ввязались в воздушный бой.
Поляков прорвался к бомбардировщикам.
Он шел один, но не испытывал страха. Предстоит работа, как сказал командир звена.
Качнул крыльями друзьям — все в порядке.
«Хейнкели» заметили одинокий «ястребок» и открыли по нему бешеный огонь. Стрелял
не один, не два — сразу шесть самолетов.
Уводя машину из-под выстрелов, младший лейтенант подобрался к вражеским
бомбардировщикам на пятьдесят метров.
«Мессеры» пришли на помощь своим бомбардировщикам: новая очередь настигла Як-1, и
машина загорелась. Пробит был бензобак и водный радиатор.
— Ах, ты так? — пробормотал младший лейтенант. — А ты знаешь, что у меня четкая
боевая задача: не допустить бомбардировщики к нашим позициям? Я больше моего
командира боюсь, чем тебя!
Он засмеялся. Никого он не боялся.
Як-1 оставлял в небе дымный хвост. «Хейнкеля», видимо, уже списали истребителя со
счетов: враг подбит — чего больше желать?
На горящей машине Поляков приблизился к ведущему группы бомбардировщиков — на
тихой скорости, осторожненько. И так же аккуратно винтом и горящей правой
плоскостью летчик отрубил хвост «Хейнкелю».
Бомбардировщик рухнул на землю.
Остальные растерялись — строй рассыпался, четко выстроенная атака разрушилась,
выход на цель сорвался…
— Пора. — Летчик выбросился из своего горящего Яка с парашютом.
…На земле за ходом боя действительно наблюдали Рокоссовский и Руденко.
— Кто это у тебя так геройствует? — спросил Рокоссовский.
— Скоро узнаем, Константин Константинович, — ответил Руденко.
На командный пункт доставили летчика: он был ранен в руку, весь в пыли, но глаза
блестели.
— Это ты сейчас «Хейнкеля» протаранил? — Руденко пошел к нему навстречу и раскрыл
объятия. Затем отстранился: — Да ты, брат, на ногах не стоишь. В медсанбат тебя, срочно.
— Риска большого не было, товарищ командующий, — отозвался младший лейтенант. —
Все же опробовано на практике. Я видел, как другие это делают. Самолет жалко, но его
все равно изрешетили.
Летчик отсалютовал и ушел, а Рокоссовский сказал:
— Представить к званию Героя.
…Герой Советского Союза Виталий Константинович Поляков пройдет всю войну и уйдет
из жизни в двадцать первом веке — в 2012 году.
6 июля 1943 года, 1 час, район Курска
Ватутин не находил себе места. Огромные потери ни к чему не привели: стало ясно, что
оборона Воронежского фронта может быть прорвана.
Против Ватутина стояла мощнейшая вражеская группировка. А от бомбардировщиков
скрыться негде — лесостепь, открытые пространства.
Немцы наносят массированные удары, сбрасывают бомбы и возвращаются, ходят по кругу
— эдакая «карусель смерти».
А наши? Героев много, бьются — себя не жалеют, этого не отнять. Но сколько ни тверди
истребителям, что им следует сосредоточиться на вражеских бомбардировщиках, а
распыления сил не избежать.
Атакуют поэшелонно, по высотам, увлекаются индивидуальными поединками — а He.111
тем временем безнаказанно бомбят наши позиции.
Какой смысл бросать на крупные ударные группировки наши маленькие, слабые группы?
Нет, решение нужно менять.
Ватутин позвонил Руденко. Тот был готов к разговору:
— По крупным скоплениям вражеских танков и пехоты на поле боя будем наносить
сосредоточенные удары большим числом бомбардировщиков и штурмовиков. А в
промежутках между сильными атаками — действовать мелкими группами штурмовиков.
Но — непрерывно!
— А времени на подготовку хватит?
— Нет, — честно ответил Руденко. — Сделаем, что можем.
Положив трубку, Ватутин собрался с духом и позвонил Сталину:
— Товарищ Иванов, — обратился он к Верховному по псевдониму, — возникла опасность
прорыва.
Знакомый голос произнес после короткой паузы — как обычно, спокойный, но оттого не
менее страшный:
— Вы понимаете, товарищ Николаев, — он тоже прибег к псевдониму, — что это будет
катастрофа?
«Товарищ Николаев» молчал.
— Какую вы от меня хотите помощь? — голос Верховного чуть смягчился.
— Еще танки и еще самолеты, — сказал Ватутин.
— Я подумаю, — обещал Сталин. — У Ставки есть резервы. Ждите.
После этого Сталин связался со штабом Степного фронта.
Над землей лежала ночь, спали измотанные долгим сражением люди — танкисты и
летчики, артиллеристы и «царица полей».
Но многие бодрствовали в эту теплую ночь на шестое июля: механики и врачи, радисты и
командующие…
— Вашу армию перебрасывают на Воронежский фронт, — сообщил Сталин генерал-
лейтенанту Ротмистрову, командующему Пятой гвардейской танковой армии. — Срочно.
Как поедете?
— Своим ходом, — мгновенно ответил Ротмистров.
— А танки из строя не выйдут, если их гонять туда-сюда? — спросил Сталин. — Не
лучше ли по железной дороге?
— А если авиация противника разбомбит железнодорожные пути? — тотчас задал
встречный Ротмистров. — Это очень опасно — потеряем армию.
— Как пойдете? По ночам?
— Ночь сейчас — семь часов, слишком долго придется ползти. Нет, пойдем и днем.
— Днем же будут бомбить! — напомнил Сталин.
— Товарищ Иванов, дайте указание авиации прикрывать нас с воздуха, — попросил