Соотношение сил было неравным, все новые и новые красные воины занимали камеры для допросов. Не отдав ни единой команды, юстикар Кемпер повел своих Серых Рыцарей вперед с опущенными алебардами. Красные и серебряные воины схлестнулись, зазвенели доспехи, начался беспощадный ближний бой. Серые Рыцари размахивали своими длинными комбинированными алебардами, совершая четкие выверенные движения.
Пал вражеский воин, его голова была разбита вдребезги, конечности дергались в предсмертной агонии. Палец продолжал жать на курок, и взрывающиеся пули описывали дугу вверх по стене…
…и по прозрачному куполу из бронированного стекла.
Оно могло выдержать обычные пули, но крупнокалиберные разрывные снаряды испещрили его следами маленьких взрывов, и по поверхности от эпицентра попадания болтера стали расползаться трещины.
Пендарева поднял глаза, услышав высокое резкое «тинк-тинк-тинк» стекла, покрывающегося трещинами с пугающей быстротой.
— О нет, — выдохнул он, — стекло… оно…
Надзирателю так и не довелось выкрикнуть предупреждение: бронированное стекло наконец раскололось на тысячу острых, как бритва, осколков и осыпалось вниз алмазным дождем. Пендарева откатился к выгнутой стене, слушая тяжелый звон обрушившегося купола и крики людей, расчленяемых на куски длинными блестящими кинжалами стекла.
Космодесантники, облаченные в прочные доспехи, не пострадали от этих несущественных снарядов, а вот охранникам повезло меньше. Пендарева увидел, как де Зойса распороло от лопатки до паха углом большого куска стекла. Другого охранника пригвоздило тремя длинными блестящими осколками. Еще одному стеклянное лезвие, опустившись, подобно гильотине, отсекло руки.
За осколками последовал кислотный дождь. Ядовитый прибой с воем ворвался в камеры для допросов, закружив битое стекло. Пендарева вскрикнул, почувствовав обжигающее прикосновение кислоты, и отчаянно, ползком устремился к ближайшей двери. Он увидел, как Финн пробирается в дверь одной из расположенных напротив пыточных.
Пендарева сжал обожженными пальцами край железной двери и услышал позади крик боли. Инквизитор Осоркон лежал на боку, его одежды, покрытые дырами от кислоты, дымились. Рука инквизитора тянулась к Пендареве, плоть на ней шипела и пузырилась, как жир на решетке.
Пендарева хотел помочь Финну, но знал, что ринуться назад в водоворот битвы, кислоты и пляшущих осколков стекла — значило умереть.
Мимо промелькнуло красное пятно, тяжелые шаги прогрохотали где-то рядом с головой, но он не обратил внимания и пополз вперед, в прохладу пыточной, перекатываясь на спину и жадно глотая воздух.
Лязг оружия, выстрелы и визжащий смерч из ветра и кислоты все еще шумели позади. Он подтянулся вперед на локтях, пытаясь оказаться как можно дальше от этого ужаса за дверью. Пендарева посмотрел вверх, услышав захлебывающиеся болезненные стоны и те же тяжелые шаги, прогремевшие рядом чуть раньше.
В дверном проеме вырисовывался силуэт Эреба. Могучей лапищей он держал Осоркона за шею, торжествующая усмешка рассекала татуированное лицо.
— Гнев Императора… — прошипел почти потерявший сознание Осоркон.
Эреб заставил инквизитора умолкнуть, заехав ему тыльной стороной ладони по челюсти, и вернул страшный, не имеющий возраста взгляд к Пендареве.
— Пожалуйста, — сказал Пендарева, когда шум битвы за дверью внезапно и пугающе стих.
Он слышал лишь рев ветра и шипение растворяющихся под воздействием кислоты тел.
— Пожалуйста — что? — спросил Эреб. — Не убивать тебя? Взять тебя с собой?
— Я не хочу умирать, — сказал Пендарева. — Пожалуйста, твои… друзья спасли тебя, разве этого не довольно? Я никогда не обращался с тобой плохо. Тебе нет нужды убивать меня, ведь правда?
— Спасли меня? — резко, невесело рассмеялся Эреб. — Вот как ты понимаешь то, что тут произошло?
— А разве не так?
— Ты что, всерьез полагаешь, что я позволил бы грязному маленькому тюремщику вроде тебя пленить себя? То, что я здесь — это часть плана, а не случайность.
— Почему? — больше ничего Пендареве в голову не приходило.
В ответ Эреб поднял бесчувственного инквизитора легко, как тряпку.
— Этому заблудшему трупопоклоннику ведомы тайны, которые я очень желал бы узнать — тайны, которые я узнаю, разрывая его тело и душу на части. Он знает то, что неизвестно слепым массам невежественного человечества. Древняя мудрость, спрятанная в забытых местах, и расположение запретных врат в Эмпиреи, где меня ждет мой господин и повелитель.
Б о льшая часть слов Эреба ничего не значила для Пендаревы, но одно было совершенно ясно: Эреб сам спланировал собственное пленение, чтобы заманить инквизитора Осоркона на Орина Септимус, зная, что лишь бесконечно опасный узник заставит того совершить подобную вылазку.
Все случившееся в тот кровавый день было лишь подготовкой к этому моменту, и Пендарева понимал, что он мертвец.
— Хорошо, — сказал Эреб, — ты знаешь свою участь.
Финн услышал из другой камеры для допросов одиночный выстрел и вжался что есть сил в угол камеры. Освобождение, которое сулили ему мечты и видения, обернулось ничем. Он молился, чтобы эти воины в красных доспехах сделали, что там они собирались сделать, и убрались куда подальше.
Все еще оставался мизерный шанс, что он выберется из этой ситуации целым и невредимым. Финн задержал дыхание, услышав тяжелые шаги воинов в броне. Они заходили в комнату, и он поднялся, полный решимости умереть стоя.
Двое демонических воинов вошли в помещение и встали над ним. Один был без шлема, череп его покрывала сложная татуировка, и Финн узнал в нем бывшего узника.
— Убей его, и покончим с этим, Эреб, — сказал один из воинов. — Мы получили то, за чем пришли.
— Да уж, давай, Эреб, — оскалился Финн, вызывающе простирая руки. — Убей меня.
Татуированный воин вышел вперед и склонился, протянув руку. Пальцы латной рукавицы коснулись щеки Финна, забрызганной кровью погибших охранников.
Финн встретился взглядом с Эребом, понимая, что его жизнь висит на волоске.
— Он затронут варпом, — сказал Эреб. — Я чувствую это, словно холодную сталь в мозгу. Вот кто привел вас сюда, знал он это или нет.
— Так его тоже берем?
Эреб покачал головой.
— Нет. Мы оставим его, и он устроит ад любому, кто его найдет.
Не говоря больше ни слова, Эреб развернулся и промаршировал из комнаты, оставив сбитого с толку Финна стоять посредине. В открытую дверь тот видел, как красные воины подбирают своих мертвецов и уходят из камер для допросов. Эреб волочил за собой фигуру в голубом одеянии.
Когда они ушли, Финн разглядел громадные тела космодесантников в расколотых серебряных доспехах, усеявшие залитое кровью место битвы, и испытал своего рода удовлетворение, заметив среди погибших тело де Зойса.
Он судорожно выдохнул и привалился к косяку, не веря, что уцелел в такой резне. Ветер, врывающийся сквозь разбитый купол, все еще гонял по комнате кислотные вихри, но сила его иссякла. Буря там, наверху, двинулась дальше.
Он протянул руку, сомкнул пальцы вокруг ремня дробовика и выволок его из-под тела охранника. Ствол испещрили следы кислоты, но он улыбнулся, обнаружив после беглого осмотра, что спусковой механизм не пострадал и оружие заряжено.
Финн щелкнул затвором, размышляя над сложившейся ситуацией.
Он оказался в ловушке в мире, омываемом едкими кислотными бурями, в подземной тюрьме, которую быстро наполняла кислота.
Эреб сказал, что он устроит ад любому, кто его найдет…
«Ну, в этом он прав», — подумал Финн и недобро усмехнулся.
Дэн Абнетт
ПРИМАНКА
За Каэроградом и плодородными равнинами, там, где северная земля забирается в голодную пасть зимы, есть место под названием Намгород. Долгое время в нем правили люди, но потом им стало невмоготу, и они уступили его дикой природе. Даже летом не рада человеку северная земля — ни крутые каменистые холмы, ни лесочки, ни лощины с ручьями, замерзающими на девять месяцев в год. Зимой север отхаркивается на Намгород снегом, как туберкулезник кровью, и местность становится смертельным врагом всему живому и теплому. Люди знали это, когда возводили Намгород, знали каждую зиму, пока боролись за него, а когда отдали на милость снега и льда, поняли, что настоящей владычицей здесь может быть только зима.