Дорога очень утомила Спиридона, он устал больше, чем его лохматый друг. Старик сполз с плеч великана, долго разминал ноги и охал.
Прежде чем идти в город, хант развязал мешок с сушёной олениной, накормил друга и поел сам. Потом взял пушнину и отправился по дороге, ведущей в город, знаками объяснив мангики, чтобы тот ждал его к вечеру и далеко не уходил.
В городе для старика главным было не напиться, иначе к вечеру ему назад не вернуться, и Спиридон выдержал. Он помнил о своём друге, и это удерживало его от опрометчивого поступка. Знакомые ханты с Пима, встретившие его на улице и поинтересовавшиеся, как старик добрался до города, не могли понять, шутит он или нет, когда услышали, что его привёз мангики.
Хант продал соболей, купил несколько четвертей водки, сладких медовых пряников для своего друга и отправился обратно. Лохматый великан поджидал старика там, где они расстались. Спиридон угостил мангики пряниками, которые пришлись лесному человеку по вкусу, и, потряхивая жидкостью в бутылке, обещал что-то необыкновенное, но только дома, в чуме. Гигант снова подставил стирику могучие плечи и отправился в обратный путь.
Дорога домой показалась старику бесконечной. Он совсем измучился и уже проклинал ту минуту, когда затеял всё это. Наконец, мангики добрался до чума. Он тоже порядком устал. Наскоро поев, гигант лёг у костра, отвернувшись от огня. Но когда хант зазвенел бутылками, лесной человек встрепенулся. Его одолевало любопытство, что за драгоценную воду достал старик, если за ней пришлось идти на такое расстояние.
Заметив интерес друга, Спиридон, подзадоривая его, вылил в ведёрко целую четверть, зачерпнул вод
ку кружкой и выпил залпом. Решив, что странная жидкость очень вкусна, мангики последовал примеру старика, но тут же, задыхаясь, с рёвом выбросил ведёрко из чума. Колотя себя в грудь, он всем видом показывал, что выпитая водка — горькая, противная и обжигающая дрянь, и это пойло — не для него. Потом гигант демонстративно вышел из чума, набрал в ведро снега и повесил его над костром. После этого мангики пил только чаи, бросая хмурые взгляды на бутылки с огненной жидкостью. Зато с удовольствием ел сладкие медовые пряники.
Тем временем старик продолжал куролесить: кружил пьяный вокруг чума, пел песни и что-то кричал лесным духам. Собаки лаяли и выли, чем ещё больше распаляли своего хозяина. Потом Спиридон мог часами рассказывать мангики о своей жизни. Великан терпеливо вы- слущивал друга, понимая, что тот помешался от горькой воды. Однако водка, наконец, закончилась, и, отоспавшись, старик пришёл в себя, чем очень обрадовал лесного человека. И всё снова пошло своим чередом.
Наступил конец марта, и Спиридон начал торопливо собираться к юртам Югана, в посёлок. Днём снег таял и раскисал, теперь идти можно было только ночью. Мангики помогал старику тянуть нарту. Он попрощался с хантом лишь тогда, когда понял, что тот о станется с людьми. Охотник, как мог, отблагодарил лохматого товарища: оставил ему добытое мясо и показал, где на лабазе хранится вяленая рыба. Напоследок они выпили ароматного чая и Спиридон долго жестами и рисунками объяснял мангики, что они расстаются только на лето и осень, что следующей зимой обязательно встретятся снова на старом месте. Лохматый гигант понял объяснения старика, поднялся и, что-то пролопотав, ушёл в тайгу, не оборачиваясь.
Прошло лето. Наступила осень, а за ней ударили пер- вне морозы. Охотники-промысловики вновь стали уходить на долгую зимнюю охоту. По первому снегу к своему родовому урману отправился и Спиридон. Добравшись до чума, он обрадовался, обнаружив рядом с ним огромную кучу сушняка, припасённую его лесным другом. Зайдя в жилище, старик развёл огонь, подвесил чайник и стал поджидать своего лохматого приятеля. Через несколько часов, на закате послышались тяжёлые шаги мангики. Оба были рады встрече.
В эту зиму они охотились вместе до самой весны. Снова хант попросил мангики отнести его до Сургута, но на этот раз было видно, что сию затею лесной человек не одобряет. История с водкой, конечно, повторилась, но после этого старик больше никогда не просил друга о подобной услуге.