Итак, в «Волкодаве-1» помимо увлекательной интриги есть и нечто, поднимающее беллетристику до литературы: душа и характер очень необычного героя. Каким образом «тупое веннское упрямство» сохранило сквозь годы каторги и воинской науки — в детстве внушенную Правду; как то и другое сосуществует, пытаясь примириться к тому же с принципами кан-киро… И каким малопривлекательным должен быть (не может не быть) подобный человек для посторонних глаз. «Тип с переломанным носом, умеющий кого угодно шваркнуть об землю и не снисходящий до разговоров с теми, кто так не умеет».
(Ответом на часто задаваемый вопрос, «может ли быть такой герой», по моему мнению, служит сама книга. Вот он, Волкодав, перед нами. Он может нравиться или не нравиться, но в праве на существование ТАК написанному персонажу нельзя отказать.)
Все это замечательно. Однако к концу романа читатель, как-никак, с Волкодавом знаком. О чем писать дальше, что придаст содержание следующим томам? Сражений и странствий явно недостаточно, да и сама Мария Семенова отмечала, что ей «не хотелось делать из Волкодава второго Конана, объехавшего каждый уголок своего мира» — и верно, ему это не к лицу. «Приключения тела» следовало дополнить приключениями духа. Нужна была идея, и такая идея явилась.
«Именем Богини, да правит миром любовь» — как бы ни звали Ее: Кан, Богиня Луны, Мать Богов в облике тихой сумасшедшей либо величественного изваяния, или Великая Мать Жива. Пришло время разобраться, всесильна ли эта божественная любовь, или все-таки добро, дабы не стать злом, должно быть с кулаками, зубами и когтями. Проблема столь же сложная, сколь тривиальная, а для писателя — трижды сложная, ПОТОМУ ЧТО тривиальная. Ну что тут можно сделать, если любой ответ на поставленный вопрос будет до тошноты банален. И горький цинизм обитателей несовершенного мира (дождетесь вы с вашими медитациями, что ваших любимых зарежут и изнасилуют), и светлая философия (миллионы злобных глупцов не опорочат истины, любовь творит чудеса, а зло порождает зло) — то и другое мнение имеет свои резоны, но как о том, так и о другом навряд ли стоит писать роман.
Возможно, поэтому ответа в романе нет. Но это не сознательное умолчание (которое могло бы быть красивым), а скорее… скорее, увы, пробел. Волкодав получает «право на поединок» с самой Кан-Кендарат — и побеждает ее. Интерпретировать эту линию трудно. Почему Мать Кендарат так поздно осознает свою неправоту, лишившую ее превосходства над учеником, притом что читателю эта неправота очевидна с самого начала — с первого упоминания о мерзавце, вооруженном приемами кан-киро? Почему Волкодав так уверен, что здоровенные лбы, «узревшие свет и решившие послужить Близнецам», под его рукой поймут, что кан-киро — это любовь? Конечно, хорошо бы, но вспомним, сколь часто сам Волкодав, убивая врага, не находил иных слов, кроме «прости, Мать Кендарат»… Может быть, что-то прояснит третья часть (которой, очевидно, уже не избежать). Но вторая часть все же оставляет в недоумении. Неясно, за что унизили симпатичную непобедимую старушку, не разрешив ей понять очевидное. И что помогло Волкодаву превзойти наставницу, что он видел в жизни такого, чего не видела она, странствующая жрица, по возрасту годящаяся венну в бабушки? Ответа нет… Мы не видим и самого поединка — вернее, видим его глазами несведущих учеников. Ну не обидно ли нам, старым знакомым Волкодава?!
Видно, и в самом деле великий грех — автору любить своего героя больше, чем его любит читатель. Моих симпатий к Волкодаву не поубавилось бы, если бы при очередной встрече Кан-Кендарат снова зашвырнула ученика в дальние кусты. И, к сожалению, нет ничего, что помогло бы понять, почему вышло иначе. А как хотелось бы…
Вот разница между продолжением и началом. В «Волкодаве» самый незначительный эпизод глубоко обоснован. В «Праве на поединок» почти неизбежно подвергается сомнению важнейшее событие.
Но хватит о грустном. Хочется надеяться, что издательство перестанет дышать в затылок своему лучшему автору. Как знать, будь у Марии Семеновой на написание второго романа два года вместо одного, никаких недоумений у нас и не возникло бы. Может быть, хватило бы одной мысли, одного намека… Таким образом, наши советы и пожелания относятся скорее к издателям. Впрочем, что-то подсказывает нам, что к нашему мнению издатели прислушаются в последнюю очередь. Жаль, но ничего не поделаешь.
Мария Семенова опередила многих из нас. Сегодня каждый второй фэн без запинки отвечает, как звали детей Одина. Однако «Лебединая Дорога» была начата в 1980 году — 16 лет назад, когда «Лит. памятники» только-только выпустили никому не нужный кирпич под названием «Круг Земной», а траченные мышами «Эдды» скучали в районных библиотеках, не ведая, что скоро все они будут украдены… Задолго до начала моды. По-моему, она была первой и в течение долгого времени — единственной.