Наш ресторанчик теперь каждый день был забит до отказа теми самыми отдыхающими суками, которые раньше при виде меня воротили свои холеные морды. Рядом с вывеской «Диетическая закусочная» прибавилась моя фотография в полный рост. Я съездил на чемпионат Объединенных поселков по поднятию тяжестей и с ходу занял третье место среди представителей гражданского населения.
— Дерьмо, — скривил бледную рожу Саймон, когда я ворвался к нему в квартиру прямиком с чемпионата, с мордой, сияющей, как никелированная кастрюля повара Билла. — Ты просрал соревнования.
— Я?!!!
Моему возмущению не было предела.
— Да я!.. Да там был полный зал таких мужиков, и я…
— Что ты? Ну что ты??? Я полгода в тебя вбухал, а ты даже не заработал первого места среди стада овец, ни разу в жизни не державших в руках винтовку!!!
Я задохнулся от возмущения.
— Ты в меня вбухал?! Да я тебе плачу за каждый флакон по…
— Что ты мне платишь? Что ТЫ МНЕ ПЛАТИШЬ? Разве это деньги? Я давно работаю только на сырье, лишь бы закончить эксперименты…
Тут до меня начало кое-что доходить. Меня, конечно, смущал вид снадобья, которое мне продавал этот доходяга. Кое-что новенькое и не всегда приятное я замечал и за собой, но запрещал себе думать об этом — слишком впечатляющими были результаты…
Я схватил его за грудки и приподнял над полом.
— Так, значит… Выходит, это не восстановленное снадобье из старых запасов? Ты, крысоскунс вонючий, сам мешал какую-то дрянь из всякого дерьма, закатывал свое зелье в красивые пузырьки и испытывал его на мне!!! Колол в меня галлонами черт-те что?!!
— Да, колол, — прохрипел он. — Только… только…
— Что?!!! Что «только»?!!!
— Пусти…
Я швырнул его на пол, и он сложился пополам. Сверху он напоминал кучу скомканной несвежей одежды. Я плюнул на эту кучу и ушел.
Было десять вечера, когда я вошел в двери своего ресторана. Народу было немного. Я бросил чемоданы в своей комнате и направился на кухню. Билл сидел на стуле и невозмутимо рассматривал диетические тушки квазикур, вращающиеся в гриле. Куры-мутанты и так худосочные, но я в последнее время ел только самых тощих.
— Где Джилл? — спросил я.
— Как чемпионат? — вместо ответа спросил Билл.
— Нормально, третье место. Так где же, черт побери, Джилл?
Билл пожал плечами.
— Ты меня спрашиваешь?
Что-то в его тоне мне не понравилось.
— А что, кроме тебя и дохлых кур, здесь есть кто-то еще?
Билл нахмурился и снова уставился в гриль.
— Нет ее, — сказал он после паузы.
— Это я и сам вижу.
Я начал медленно закипать от ярости.
— Так ГДЕ ОНА?!
Билл насупился еще больше.
— Я всего лишь повар, — выдавил он. — И я не обязан следить за кассиршами, пока хозяин шляется черт знает где.
— Это верно, — сказал я, внезапно успокаиваясь. В последнее время перепады настроения стали случаться у меня все чаще и чаще. И какого дьявола я начал орать на этого парня?
— Ты абсолютно прав, Билли.
Мой повар был несомненно прав. Но для того, чтобы окончательно успокоиться, мне сейчас требовалась малая толика философских размышлений.
Я открыл дверь кухни и направился к лестнице, ведущей на чердак.
— Не ходил бы ты туда, — сказал мне вслед Билли. Но я, естественно, не обратил внимания на его слова…
Занавески в окне спасательной станции были по обыкновению отдернуты.
Против обыкновения Френк лежал на спине. Глаза его были закрыты. На губах у него блуждала идиотская ухмылка. Его очередная пассия сидела на нем и сидя танцевала джигу. Она извивалась и стонала, словно средневековый еретик, приговоренный к смерти на колу. Кстати, очень даже может быть, что еретики стонали примерно так же, как эта девица, в диком, животном темпе насаживающая себя на кол Френка.
Что-то в ее голой спине показалось мне знакомым.
Френк открыл глаза.
Его глаза встретились с моими.
Пару секунд мы смотрели друг на друга. Потом он ухмыльнулся, попридержал девицу за колено, чтоб не свалилась, протянул руку к тумбочке, взял зажигалку, вытащил сигарету из пачки, прикурил, глубоко затянулся и ухмыльнулся снова.
Все это время девица не прекращала извиваться на Френке. Она, вероятно, даже не заметила, что ее партнер курит, пуская дым ей в лицо. В ту секунду, когда Френк выплюнул окурок, она застонала особенно сильно и протяжно, запрокинув голову к потолку.
Я увидел ее лицо, искаженное гримасой наслаждения. Я давно уже понял, кто это извивается на Френке. Мне нужно было только удостовериться.