И я удостоверился.
Я медленно закрыл окно, плотно задвинул обе щеколды и спустился вниз.
Дверь кухни была открыта.
— Ты знал? — спросил я Билла.
Повар кивнул.
— И давно?
Билл кивнул снова…
И тут я понял.
Я понял, что все это время, пока я смотрел на ее лицо, изуродованное наслаждением, потом закрывал окно и спускался по лестнице, часть моего мозга разрывалась от мучительной боли…
Но это была ничтожно малая его часть.
Большая, несоизмеримо большая часть моего сознания была занята вопросом, что же это такое колол мне все это время Саймон?
И настолько ли это вредно для здоровья, чтобы прекратить это колоть?
— Как там куры? — спросил я Билла.
Повар медленно поднял голову и открыл рот.
— А???
Сказать, что на его лице было написано изумление, — это значит ничего не сказать.
— У тебя куры пережарятся, — сказал я. — Кстати, давно надо было нанять тебе в помощь поваренка. Напомни мне об этом как-нибудь. Мы уже давно можем себе позволить некоторую расточительность.
Я подъехал к дому Саймона и заглушил мотор своего нового электроцикла.
Саймон снимал кривой от старости двухэтажный коттедж, нуждающийся скорее в сносе, чем в ремонте. Окна были закрыты, сквозь жалюзи не пробивался свет, но я был почему-то уверен, что Саймон дома.
Я подошел к двери и постучал.
Тишина.
Я постучал громче.
То же самое.
— Саймон, — сказал я негромко. — Сейчас я сначала вышибу твою дверь, а потом, заодно, вышибу и твои мозги. Так что, по-моему, тебе лучше открыть.
Дверь отворилась тут же. У каждой двери есть свое волшебное заклинание, типа «сим-сим, откройся».
Саймон был бледнее, чем обычно. Хотя мне казалось раньше, что бледнее уже некуда.
— Не бойся, — сказал я, задвигая его в комнату и толкая в кресло. — Пока что. Как раз до того момента, покамест ты мне не начнешь вешать на уши лапшу. Ты понял?
Саймон судорожно кивнул.
— А теперь рассказывай.
Саймон сцепил тонкие пальцы морским узлом, отчего они стали напоминать мраморные, и осторожно стравил воздух сквозь зубы.
— Ты хочешь знать про…
— Ага.
— Ну понимаешь, это…
Я молча смотрел на него.
— Только поклянись, что ты меня не убьешь.
Я пожал плечами и вытащил из кармана никелированный кастет, подаренный мне в качалке одним из охранников периметра.
— У тебя есть выбор, Саймон. Или ты сдохнешь молча и прямо сейчас, или расскажешь мне все как есть, и тогда я подумаю, что с тобой делать. Но есть одно «но». Как я уже говорил, если я почувствую, что ты пытаешься меня надуть, ты тоже сдохнешь. Вот такой расклад, дружище.
И Саймон начал рассказывать, стараясь по возможности не смотреть на кастет, который я вертел между пальцами.
— Ты, наверное, слышал про анаболические стероиды?
Я кивнул.
— Так вот. Это искусственные производные мужского полового гормона тестостерона, от которого напрямую зависит рост мышц. И чем его в тебе больше, тем больше твои мышцы. Накачка — штука немудреная. Таскай штангу, жри побольше, коли себе эти самые стероиды — и рано или поздно будешь Гераклом. Сюда, на Побережье, до Последней Войны съезжались культуристы со всей планеты, и в ближайшем подземном городе недавно нашли огромный запас этих препаратов. Восстановили в Поле Смерти — и пожалуйста, колите себе на здоровье. Чем и занялись и охрана, и полиция. Ведь на Побережье, кто больше и сильнее, тот и прав… Однако у стероидов куча побочных эффектов. У одного со временем отказывает печень, у другого провисает член, а у третьего — напрочь слетает крыша. А то и все сразу вместе. Конечно, кое-кому везет, и он помирает здоровеньким, но факты вещь упрямая. Инвалидов среди охраны периметров — пруд пруди.
— Старая песня, — кивнул я.
— Угу. Так вот. Я первый начал торговать стероидами, и первый столкнулся с проблемами их приема. В библиотеке я проштудировал все книги по биохимии, какие смог найти, и постепенно понял, в чем корень зла.
— И в чем же?
— Человеческий организм отторгает химию, так же как и занозу в заднице, засунутую туда насильно.
Я недоверчиво хмыкнул.
— Мы жрем восстановленную химию каждый день — и ничего, до сих пор не загнулись.
Саймон попытался улыбнуться, но у него это получилось криво и жалко.
Возможно, в этом был виноват мой кастет, который я все еще задумчиво крутил на указательном пальце.
— Только не в случае с анаболиками. Человек, как таракан, приспосабливается ко всему, в том числе и к самой вредоносной химии. Но половые гормоны делают человека человеком, и в этом случае химия падает лапками кверху. Вместе с тем, кто ее себе колет. Собственные половые гормоны вырабатываются тремя органами — твоими яйцами, надпочечниками и гипофизом — куском твоих мозгов. И как только ты начинаешь колоть искусственные гормоны в количествах, превышающих нормальные потребности организма, синтез твоих собственных гормонов начинает потихоньку загибаться. А вместе с ним потихоньку загибаются органы, которые ответственны за этот синтез.