У поворота кривой, грязной улицы его остановило протяжно-ленивое:
— Не надоело?
И глухо-недовольное в ответ:
— Не надоело…
Тим замер, ощутив новую волну страха. Так перекликаются нео в своих передовых дозорах. Эти вопли с детства врывались в сон, напоминая о страданиях и смерти, царящих снаружи, за крепкими стенами. Напороться на такую сторожевую десятку и для бывалых дружинников — смертельно опасное приключение. А он должен идти туда один — маленький и слабый…
Тим опустил взгляд. Тяжелый сверток болезненно оттягивал руки. Мальчик шмыгнул носом и зашагал вперед — прямо к безобразному кострищу посреди улицы, с тлеющими в нем костями.
Он ожидал увидеть мутов-дозорных прямо перед собой. Но те возникли по сторонам — незаметно, как тени, даром что с виду неуклюжие уроды. Быстро приблизились, обдавая звериной вонью, и тяжело задышали в затылок.
— Пришло! — прозвучало над ухом.
Тим резко обернулся. Над ним высился крепкий нео со шрамом, перечеркнувшим морду. Настоящий воин, не чета их облезлому надсмотрщику. В бугристых мускулах играла сила и злоба, взгляд тяжелый, мутный.
— Пришло! — разнеслось меж мутами.
Тим все еще не мог понять, что имеют в виду эти страшные полулюди.
— Вот! — сказал он, протягивая сверток.
Здоровяк со шрамом небрежно выдернул сверток из рук мальчишки. Тряхнул — и из дырявой кожи с глухим стуком вывалился на разбитый асфальт массивный тесак на короткой деревянной ручке. Здоровяк поднял оружие, попробовал остроту лезвия и довольно ухмыльнулся облезлому приятелю.
— Мясо пришло! — нетерпеливо облизнувшись, сказал какой-то тощий нео. Откуда-то слева донеслось утробное урчание голодного желудка. Испуганный взгляд Тима выхватил валявшиеся в стороне обрывки грязно-желтой ткани. Из такой была сшита куртка так и не вернувшегося Косого.
Только сейчас до Тима дошло, что он принес этим чудищам.
Инструмент для разделки собственного тела.
Вот, значит, куда они отправляют детей. Хитро придумано: мясо само доставляет себя по отдаленным дозорам. Правда, сколько того мяса в мальчишке? Но что он знает о привычках и вкусах этих чудовищ…
Нужно было бежать, отчаянно прорываться на свободу… Но странное оцепенение овладело телом. Да и куда бежать, когда вокруг переминаются пятеро крепких людоедов?
Нео со шрамом небрежно ухватил мальчишку за волосы, без усилий приподнял, повертел в воздухе, разглядывая «угощение». Тим пискнул от боли, вцепился пальцами в мохнатую лапу. Но мут того будто и не заметил.
— Что-то совсем хилый, — пожаловался он. — Одноглаз совсем жадный стал, мелочь одну присылает. Так и с голодухи сдохнем.
— Давай-давай! — нетерпеливо забормотал тощий. — Мне, чур, печень!
— Не больно ли жирно? — отозвался нео со шрамом. Тесак в его руке мелькал перед носом Тима. Мут задумчиво помахивал этой жуткой штукой, примериваясь, с чего начать разделку. — Дай-ка я ему череп вскрою, давно живыми мозгами не лакомился…
Тим не выдержал и закричал. Нет, завизжал — истошно, тонко, как загнанный в угол крысеныш. Нео заржали. Похоже, крик жертвы для них — лучшая приправа к свежему мясу.
— Горластый, — одобрительно заметил мучитель, легко чиркнув по шее жертвы острием тесака. Из пореза побежала тонкая струйка крови. Нео вывалил черный язык, лизнул. — Вкусный!
Тим уже сорвал голос от крика, омерзительное прикосновение горячего языка чуть не лишило его сознания. Все это казалось дурным сном, страшной сказкой. Но боль настойчиво твердила: все взаправду, малыш…
Мут ухватил мальчика за шею, примерился, чтобы точным ударом снести крышку черепа, открыв доступ к живому лакомству. Размахнулся — и удивленно замер. Рука его отчего-то не завершила удар. Вместо этого крутнулась в воздухе, разбрызгивая темную кровь, и шлепнулась наземь, продолжая сжимать тесак.
Удивились, похоже, и остальные мутанты. Хотя им следовало бы испугаться. Что они и сделали — да только поздно. Слишком уж увлеклись они разделыванием жертвы, потеряв из виду обладателя клинка, отсекшего вожаку руку. В бою так и бывает: потеряешь врага из виду — и снова увидишь его лишь в Краю Вечной Войны, месте встреч убийц всех времен и рас.
Тим еще не успел вывалиться на асфальт из второй, ослабевшей руки мучителя, как все было кончено. Муты сами превратились в рубленое мясо — лакомство для вездесущих падальщиков.