— Все борзеем? — вздохнул он.
— Есть такое дело, — кивнула она.
— А зря, — потянулся капитан. — Иди, глянь, если не боишься. Может, узнаешь кого. Или чего…
Он лежал головой к крыльцу, уткнувшись лицом в бурую лужу. По спине ношеной камуфляжной куртки расползлось жуткое темное пятно, напоминающее щупальца сухопутного осьминога. А в центр пятна впилась зубами зеленая перламутровая змейка.
— Бандитский почерк, — сказал за спиной капитан. — Били сзади под лопатку. Он умер сразу. Только непонятно, зачем орудие убийства оставлять на месте преступления. Тем более такое приметное. Как думаешь, Летиция?
Она стояла молча, глядя на труп, и в голове не было ни единой мысли. Просто пустота, озвученная мерными ударами сердца. И картинка — урод в темном плаще на полу забегаловки. И он — улыбающийся, веселый, влюбленный. Живой.
А еще почему-то хотелось плакать.
— Пошли, — потянул ее капитан за рукав жакета.
Она молча повиновалась.
Они зашли за угол здания. Капитан сунул руку в карман.
— А вот это было зажато у него в руке.
На ладони капитана лежал клочок бересты. Наполовину белый, наполовину грязно-бурый от запекшейся крови. На белой части обрывка были видны слова. Дом, этаж, комната… И подпись «Лети…».
Остальное скрылось под бурой коркой.
Она подняла голову и прямо взглянула в глаза офицера.
— И что теперь, капитан? Будешь вешать на меня убийство на территории периметра? Или предложишь спать с тобой за неразглашение?
— Дура, — хмыкнул капитан. — Жалко мне тебя. Ладно я сегодня командир патруля, а будь кто другой…
— Я могу идти? — с вызовом спросила Летиция.
— Иди.
Она повернулась и пошла прочь.
— Дура, — повторил капитан, глядя ей вслед. Потом достал из кармана зажигалку, сработанную из стреляной гильзы, щелкнул колесиком и поднес к огню обрывок бересты. — Эх, жизнь красивая…
Буквы на бересте быстро съежились и почернели, превращаясь в пепел. А бурая корка еще некоторое время корчилась на земле, пожираемая огнем…
Карина заглянула в гримерку.
— Ли, там твой пришел. Ждет.
…Он сидел на том же боковом диванчике, время от времени бросая мимолетные взгляды на входную дверь. Как всегда с головы до ног упакован в кожаный костюм со скрытыми броневставками, светлые волосы зачесаны назад, лицо тщательно выскоблено дорогой бритвой. Длинные пальцы рассеянно вращают чашечку с кофе. Как всегда, без сливок, с несколькими каплями виски. Всего лишь настоящая фарфоровая чашечка без малейшего следа сколов, восстановленная с погрешностью до минуты, с настоящим кофе и настоящим виски, привезенными в этот бар специально для него. Даже не выходя из гримерки, Летиция прекрасно видела перед собой эту изученную до мелочей картину.
— А пошел он, — ровно сказала Летиция. — Не танцую я сегодня. Не хочу.
— Упс, — озадаченно произнесла Карина. — Понятно. Здесь требуется тяжелая артиллерия…
— Захочешь, милая, — прищурился бармен. — Или забыла?
Она не забыла. Она знала, кто этот человек на боковом диванчике, и зачем он пришел сегодня в этот бар. Она слишком хорошо знала, какими возможностями располагает главарь рейдеров. Не пахан мелкой бандитской шушеры, что шарится по городу, сожженному Последней Войной, а вожак организованной группировки — мощной, хорошо вооруженной, поставляющей маркитантам шамирит, который те сами не всегда могут добыть.
Она знала. Но сегодня ей так хотелось забыть…
Занавес раздвинулся.
— Сегодня для вас танцует… Летиция!!! — радостно прорычал бармен за ее спиной.
Ноги не слушались. Впервые за несколько лет и сцена, и музыка, и шест были отвратительны, а эти потные лица вокруг сцены казались мордами омерзительных мутантов, перенесенных на территорию периметра чьей-то неукротимой злой волей.
Шест приближался. Приближались хари, покрытые мелкими бисеринками выступившей влаги, и жадные глаза, вдавленные в уродливые черепа. И все сильнее возрастало желание с криком броситься в эти глаза и рвать их ногтями, пока они не вывалятся из глазниц их хозяев комками навсегда умершей плоти…
Шаг… Еще один…
Но странно… Чем ближе приближался шест, тем больше власть музыки и мужских глаз охватывала танцовщицу. Холодная, пронизывающая волна энергии поднялась от низа живота, стремительной волной разлилась по телу, смешалась с яростью и болью вчерашнего дня и с удвоенной силой бросила ее на шест.
Она кружилась, обвивая холодный металл пылающим телом, отдавая ему всю себя, сливаясь с ним, как молния сливается с громоотводом. В водовороте музыки, танца и восхищенных взглядов постепенно растворилась вся суета этого мира, образовав свою маленькую галактику, состоящую из четырех вечных элементов — Женщины, Ритма, Танца и Поклонения…