Картинка ожила и задвигалась, заставив Тара вздрогнуть от неожиданности.
На экране был точно такой же предмет, как нашли нео, только неповрежденный, с еще более четкими линиями, страшными в своем совершенстве. Он летел по небу, оставляя за собой длинный след из густого белого дыма, проносился над странными зелеными лесами, над покрытыми цветами пустошами и полянами, петлял между холмов, летел над черными змеями дорог, пока не достиг города.
«Не Москва, — отметил Тар. — Этот город меньше, и Кремля не видно. И дома… дома высокие, красивые и… целые!»
Тем временем предмет устремился к самому центру города и на огромной скорости вонзился в землю, где-то между высоченными сооружениями, которыми Тар не мог налюбоваться.
Отчего-то замерло сердце. Будто совсем перестало биться. Предчувствие беды каленым железом прошлось от затылка до пяток. Взгляд невозможно было отвести от экрана.
Облака над городом разлетелись в клочья. Полыхнула ярчайшая вспышка, резанувшая по глазам и на какое-то время превратившая информационный экран в белое пятно. Потом на экране вновь появились цвета.
Над городом вырастал огромный, бугрящийся черными клубами гриб, от которого по земле во все стороны расходилась волна страшной, невероятной силы. Она сметала на своем пути все, что попадалось, превращая красивейший город в груду обломков… Теперь ландшафт на экране стал Тару отчасти знаком — он вырос среди подобных руин, только уже осевших и поросших растениями…
Картинка погасла.
Еще какое-то время бывшему осму казалось, что у него повредились слух и зрение. Тар не слышал ничего, кроме гулкого биения собственного сердца, а из его глаз текла странная соленая жидкость.
— Что это? — Голос охрип и стал тише.
Но серв разобрал и ответил:
— Ракета с ядерной боеголовкой. Почини меня, осм.
— Что нашли нео в кратере?
— Ракету с неразорвавшейся боеголовкой. Почини меня, осм.
— Они смогут ее взорвать?
— Смогут. Почини меня, осм.
— Я… я должен им помешать. Нужно их остановить.
Неожиданная внутренняя слабость обрушилась на Тара. Он не устоял на ногах и опустился на землю.
— Мой ресурс на исходе, — скрипел серв. — Я выполнил все твои приказы. Почини меня, осм.
Слова робота доносились словно издалека. В голове Тара засела лишь одна мысль: надо спасти Кремль. Память предков, восстановленная Полем Смерти, заговорила в нем. Тар должен помочь людям!
Но как он может это сделать? В одиночку, без оружия. У него даже чернильного газа теперь нет — Тар даже провел пальцами по горлу, чтобы убедиться в отсутствии осмовских пазух. Да и слюна — теперь просто слюна, а не кислота. Для верности и со слабой надеждой Тар плюнул в серва. Прозрачная жидкость стекла по железному боку, не оставив ни малейших повреждений.
Нет, один он точно не справится. Надо идти к своим, рассказать все… только кто ему поверит? Он же не робот, который никогда не врет.
— Что мне сделать, чтобы ты показал все это людям? — вопрос вырвался сам собой.
— Почини меня, осм.
Странно, но почему-то на этот раз от подобного обращения Тара передернуло. Грубо схватив видеокамеру робота за привод, Тар направил ее на себя и, вскинув подбородок, сказал:
— Меня зовут Тар, и я не осм. Я — человек! Отныне и навсегда люди — мой клан!
— Почини меня, Тар-человек.
— И ты сделаешь, как я прошу?
— Да.
— Договорились!
Оглядевшись, Тар отыскал взглядом единственно белое Поле в округе, да и то бродячее. Оно медленно перемещалось в нескольких десятках шагов от кратера. Кажется, такое должно помочь серву вернуть лапы и энергию. Другого способа быстро починить серва Тар не знал. Взявшись за волокушу, он потащил робота вслед за странной субстанцией.
Но, только подойдя вплотную, Тар понял насмешку судьбы: раз Поле двигалось, а серв не мог ходить, то Тару придется самому держать робота внутри, пока тот будет восстанавливаться. А это означало одно: вновь подвергнуться воздействию той страшной силы, что превратила его из осма в человека.
Края волокуши выскользнули из разом ослабевших рук. Серв качнул видеокамерой:
— Ты починишь меня, Тар-человек?
Скрипучий голос робота эхом отдавался в голове:
«Тар-человек… Тар-человек…»
Но если он зайдет в Поле Смерти, то перестанет им быть. Превратится даже не в кого-то, а во что-то другое!
Нет, он не может, не станет…
Страх заполнил его, сковал члены, перехватил дыхание.
Тар отступил назад. Поле почти проползло мимо.
Но ведь, если, даже будучи осмом, он не побоялся сделать шаг в неизвестность, в пустоту, в будущее, которого, если он сейчас уйдет, не будет ни у него самого, ни вообще у людей, то теперь он и подавно не должен страшиться. Потому что…
Тар — ЧЕЛОВЕК!
— Да, я починю тебя, серв, — в груди бывшего осма появился холодок решимости. — А ты потом покажешь людям то, что показывал мне, и предупредишь, что нео хотят взорвать Кремль.
— Сделаю.
Какое-то время Тар стоял молча. Осматривал себя, двигал руками, вертел головой, переминался с ноги на ногу. Потом, глядя на пальцы, сказал:
— Еще одно, серв…
— Да?
— Расскажи им про меня.
— Расскажу.
С надрывом, прилагая все силы, Тар подхватил серва на руки — неизвестно, сколько он сможет тащить волокушу, так идти будет проще, — и шагнул с ним в Поле Смерти.
Оно словно ждало его. Мириады крошечных игл вонзились в кожу. Безудержный свет оглушил и опустошил в одно мгновение, а потом превратился в боль.
Время исчезло не только как ощущение, но и как понятие.
Тар изо всех сил старался не открывать глаз, потому что не хотел видеть, что с ним творит Поле. Когда он почти перестал осознавать себя как личность, да вообще как живое существо, ему показалось, что он услышал скрипучий голос:
— Прощай, Тар-человек.
«Прощай, серв», — мысленно ответил Тар, уже неспособный говорить из-за отсутствия голосовых связок.
Скоро он не сможет уже и мыслить, лишившись всех органов, став бесформенной биологической массой.
Но пока у него еще оставалось сознание, Тар улыбался: ведь теперь он навсегда останется человеком.
Вадим Филоненко
ПРИНЦИП ДОМИНО
Разведгруппа вормов наткнулась на следы чужака ближе к вечеру. Следов было много. Четкие, ясные. Оставить их мог либо безумец-самоубийца, либо неопытный новичок, ни разу в жизни не покидавший пределов своей крепости-поселения.
Вот здесь чужак переходил ручей и протопал прямо по сырой глине на берегу. А тут сорвал несколько побегов дикого вьюна, которые оплели руины трехэтажки. Видно, нога подвернулась на битых кирпичах, человек пытался сохранить равновесие и машинально ухватился рукой за побеги. А потом пошел себе дальше, не сочтя нужным хоть как-то замаскировать проплешину, образовавшуюся в зарослях вьюна.
— Во дает! — вполголоса изумился один из разведчиков по прозвищу Шиль, разглядывая сорванные побеги.
Изуродованные врожденной мутацией лица вормов повернулись в ту сторону, куда, судя по следам, направлялся легкомысленный недотепа.
— Беглец или изгнанник? — предположил Шиль.
Возможны были оба варианта. Иногда из поселений изгоняли за нарушение установленных там правил. Или нарушитель сбегал сам, опасаясь расправы. В покалеченной послевоенной Москве каждое поселение-крепость жило обособленно, по своим собственным законам.
— Давайте-ка глянем поближе на этого глупого хоммута, — ухмыльнулся командир.
Вскоре три разведчика-ворма затаились в развалинах, с любопытством разглядывая чужака.
Фигуру незнакомца скрывали мешковатые потрепанные домотканые штаны и ветхий, местами протертый до дыр, ватник, из-под которого проглядывала старая засаленная рубаха. На ногах виднелись стоптанные, заношенные сапоги. Возможно, из-за одежды, а может, из-за неровных суетливых движений чужак выглядел неопасным и каким-то рыхлым. Из оружия у него на виду были только автомат и топор.