Почесали мужики в затылках. Не дурак, стало быть, Егур-то, ежели этакую девку потребовал. Вот взять бы да всю его кузню по камню раскидать, двор разорить, с ровным полем сровнять. А ну-ка, вдруг беды наживешь? Но и Аниску отдать нельзя. Еще зимой просватана она за своего деревенского парня, за Петрована Антипина. Парень хоть и не удалой, далеко в деревне не первый, а вот поди-ко приглянулся Аниске, выпала ему доля, поймал звездочку с неба. У них на осень, после молотьбы, уже и свадьба была назначена.
Отказали Егуру. Сердись-де не сердись, но по твоей воле сделать не можем.
Егур опять начал донимать: то ветер на гумны напустит, скирды раскидает, то озеро взбаламутит, все сети порвет, рыбу в камыши загонит. Мужики не вытерпели, взялись за колья, окружили кузню: терпеть беду, так уж, на крайний случай, одну!
А Егур снял с горна огонь и навстречу им бросил.
Загорелась трава, по всему угору палы поползли — того и гляди деревня сгорит.
Побросали мужики колья, отступились.
— Ладно, бери Аниску, коли она согласится.
Пожалела Аниска мужиков, спорить не стала. Только сказала Егуру:
— Сначала попробуй вот эту нитку порви, а потом ко мне сватов засылай.
Подала ему нитку, изо льна пряденную, тонко крученную. Не сильно велика в такой нитке крепость, любой парнишка без натуги порвет, не то что Егур, у которого в ручищах железо гнется.
Намотал Егур нитку на кулаки, рванул, а она, как струна, зазвенела. Он и так и этак пробовал рвать — нет, не рвется нитка, не берет ее окаянная сила.
Мужики сначала посмеялись, а под конец сами удивились:
— Это что же такое?
— Никакого тут чуда нет, — сказала Аниска. — Посчитайте-ко, сколько рук людских потрудилось, пока нитка к Егуру попала: кто-то пашню пахал, кто-то боронил, кто-то сеял лен, кто-то полол полосу от сорной травы, кто-то лен рвал да на поляну стелил, мочил и сушил, кто-то этот лен на мялке мял, кто-то куделю трепал, от кострики чесал, кто-то прял его и кто-то сучил. Так разве один Егур столько рук одолеет?
Бросил Егур нитку на землю, начал на девку кричать:
— Ты мне за это ответишь! Перейдешь ко мне во двор жить, так ни дня, ни ночи не будешь знать.
Но Аниска опять за свое:
— Ты раньше времени не пугай. Если силой не крепок, то, может, умом хитер. Вот попробуй, развяжи узелок. Коли развяжешь, бери замуж, а не сможешь — убирайся из деревни туда, откуда пришел.
После этого взяла она своего дружка Петрована за руку да и привязала себя к нему шелковой ленточкой, закрепила узелком.
Узелок-то совсем простой, потяни за концы, он и распустится. Мужики ахнули: чего же это она, Аниска-то, в своем ли разуме? И Петрован за нее испугался. Но Аниска повела бровью на парня — не мешай-де, одна справлюсь.
Егур, видно, тоже подумал, что задача невелика. Ухмыльнулся в бороду, взялся за узелок. Туда-сюда потянул, сначала легонько, потом пуще, наконец, напрягся — аж плечи хрустнули. Не поддается! Тогда он озлился, как пес оскалился и давай зубами грызть. А узелок каким был, таким и остался. Притащил Егур из кузни топор, со всего размаху рубанул. И второй, и третий раз рубил Егур, все лезвие зазубрил, до седьмого поту старался, понял, что никогда не одолеть ему эту маленькую, вроде нехитрую, неприметную штуку — узелок! Коли уж связала им себя девушка, то никто его не развяжет, не разрубит, огнем не спалит, водой не разольет!
Кинул Егур топор, и тотчас же угор опустел: ни кузни, ни дома, ни амбаров не стало. Оглянулись мужики — и Егур исчез.
Похвалили они Аниску за то, что себя в обиду не дала, и решили на той же неделе свадьбу сыграть. Сразу и сваты нашлись, и дружки, и посаженные, и шаферы, и кому с глухим возом ехать, и кому молодых на тройке катать. Бабы тоже мешкать не стали: квашни со сдобным тестом замесили, брагу на сладком сусле завели, пельменей тройных, с луком, с перцем, наделали. Уж коли справлять свадьбу, так чтобы надолго запомнилась!
Ну, окрутили молодых, отгуляли, сколько положено, и опять за свое мужицкое дело принялись. Начали Егура забывать.
Но Егур им не простил.
Сколько-то времени погодя стали мужики замечать: вроде озеро от берегов отступает. Сначала озерца, где бабы белье полощут, обсохли. Потом валуны, что лежали под водой, оголились. А эвон с того, заозерного берега камыши от безводья совсем пожелтели. И шумят, бывало, шумят, как осока болотная на осеннем ветру. Утки дикие, гуси и журавли с гнездовий снялись: негде кормиться стало. А озеро чем дальше, тем больше мелеет. К концу лета совсем высохло. Выйдешь на угор, глянешь: лежит до самой заозерной стороны неживая равнина, вся как корка сухая, в трещинах и коростах. Мужики, чтобы путь скоротать, стали в заозерную сторону, на поля, прямиком через озеро ездить.