Затем этруски отступили, и вольски в шлемах с черными султанами стали их преследовать, но уже не так быстро и решительно: их ряды значительно поредели. Вольски остановились у края оборонительного рва. А этруски проскакали еще сотню шагов, прежде чем остановили своих коней и застыли в облаках оседающей пыли. Наступила долгая пауза. Боевые кличи медленно стихали, время от времени, правда, возобновляясь, но это случалось все реже, и, наконец, на поле боя стали слышны лишь стоны раненых.
– Смотрите, смотрите! – воскликнул кто-то из женщин, и мы увидели там, куда она показала, колонну воинов, движущихся, видимо, с большой скоростью, хотя издали казалось, что они движутся очень медленно. Воины спускались с западных холмов, и люди на крышах закричали: «Это Турн, Турн идет!» – а какой-то старик громко и сердито спросил: «Где же он весь день-то был?» – но его вопрос утонул в радостных кличах и восторженных приветствиях. Впрочем, Турна и его рутулов приветствовали весьма недолго, восторженные вопли быстро стихли, и стало слышно, как где-то внизу, у ворот, причитает женщина, задыхаясь и пронзительно вскрикивая. И страшно, невыносимо страшно звучал в тишине этот голос, полный душевной боли.
Я спустилась вниз и вернулась на свой «пост» у дверей регии, так что, в отличие от остальных, не видела, как Эней вел троянцев по той же дороге следом за Турном и почти нагоняя его.
Этруски еще дальше отошли от города, чтобы воссоединиться с троянцами. А остатки латинов и вольсков слились с отрядом рутулов, который привел Турн, и заняли позиции между земляным валом и городскими стенами. Затем они весь вечер углубляли оборонительный ров, выставив у ворот Лаврента надежную защиту.
Но ничего этого я не видела. Сперва я вместе с другими женщинами принимала у нас во дворе новых раненых, а потом, заметив, как Амата быстро прошла по галерее в зал советов, сразу же последовала за нею. Я лишь на минуту остановилась у фонтана под лавровым деревом, чтобы смыть кровь с рук и слегка освежить лицо прохладной водой.
Амата и Ютурна уже притаились в зале за царским троном, и я присоединилась к ним. На троне восседал мой отец, но сейчас он был совсем не похож на того немощного трясущегося старца, каким я видела его всего несколько часов назад. Латин в своей тоге с красной каймой держался очень прямо, с поистине царским величием, и спокойно слушал донесение Турна. Разумеется, там были и Дранк, и преданный Вер, и еще несколько верных царских стражей, но из старых советников отца пришли немногие. Оно и понятно: кто-то был вынужден позаботиться о раненых членах своей семьи, кто-то оплакивал погибших, кто-то помогал укреплять стены в преддверии осады.
Турн был в боевом снаряжении, хотя на самом деле в бою в тот день не участвовал. Доспехи его были покрыты пылью, лицо перепачкано и очень бледно. Самоуверенности в нем явно поубавилось. Он казался совсем юным, очень возбужденным и был еще более красив, чем всегда. Амата и Ютурна так и ели его глазами. Турн отчитывался перед Латином о положении в объединенной армии, не пытаясь скрыть, что его попытки устроить троянцам засаду провалились, что вольски дрогнули и бежали, а преследовавшие их этруски едва не ворвались в город у них на плечах. Однако он похвалил Мессапа, Толумния и отряд наших латинов, а также жителей города за то, что те сумели удержать ворота, проявив недюжинную храбрость и стойкость.
– Завтра, – сказал Турну мой отец, – ты со своими людьми присоединишься к ним, защищая городские ворота. А Эней и его люди воссоединятся со своими союзниками этрусками.
– Хорошо, – сказал Турн и умолк. Повисла гнетущая тишина. Турн некоторое время неловко переступал с ноги на ногу, потом сделал шаг вперед и, гордо вскинув голову, заявил: – Я упираться не стану. И ничему не стану препятствовать. – Голос его звучал как-то странно, но все увереннее и громче. – Но если люди считают, что договор был нарушен, и если сами троянцы так думают, то я это опровергну. Завтра утром, царь Латин, повтори перед всеми, что возобновляешь условия договора! Я же клянусь тебе здесь и сейчас, что непременно очищу своих людей от подозрений в трусости. Этот троянец, перед лицом неприятеля бежавший из родного города... пусть он встретится со мной! Да! Пусть встретится со мной лицом к лицу в честном поединке! И пусть хоть весь Лаций соберется на городских стенах и увидит, как я стану с ним биться. И либо я мечом своим очищу свой народ от стыда и подозрений в трусости и отниму у этого чужеземца мою Лавинию, либо он получит ее в жены и станет правителем побежденных латинов!