Правая голова напряглась и встряхнула ушами, переводя взгляд с Принцессы на Странника.
«Возможно, здесь пригодился бы опыт ветеринара», – подумал Странник, внимательно осмотрев хобот и пару раз согнув-разогнув его руками.
– Гибкость в норме! – обнадёживающе сообщил он.
– Атайди, барада-облом, а то щас парву, укушу, век в космос не летать! – неожиданно сказала правая голова.
– Упс! Феноменально! Она есть говорить! – воскликнула левая голова профессора. – Доктор, вы есть балвант… или нет – талант!
– Пустяки, – скромно сказал Странник, но на всякий случай отошёл от Арчибальта и задумался.
– Пора лететь мой вилла… Я показывать дорога! – предложила левая голова, пытаясь загладить некоторую неловкость ситуации.
Старик и Принцесса вышли из кают-компании первыми, и правая голова профессора проводила их внимательным взглядом теперь уже немигающих глаз.
Странник и Пришелец переглянулись.
Глава 6 «А ведь ещё две головы нацепил!»
Знай я о том, что произошло в кают-компании в моё вынужденное отсутствие, ещё неизвестно, как обернулись бы дальнейшие события! Но, увы, увы, Счастливчики не снизошли до разговора со мной, положившись на собственный опыт и интуицию. Я же остался в неведении и благодушии, вызванном сочинительством в заточении пришельцевой каюты стихотворения на злободневную тему:
«И вот меня выносят вон,
Как будто я вор и шпион!
А Странник кулаком грозится.
Пойти, что ль, ядом отравиться?»
Не то, чтобы я дошёл до последней точки, нет (есть ещё порох в пороховницах!), – про яд это я к рифме и для законченности образа…Но вы, конечно, почувствовали мой эмоциональный настрой?!
Когда Пришелец внёс меня на пост управления, Тарелка уже летела к вилле Арчибальта. Странник пытался выяснить у профессора, что ощущает скрежецианин, обладая сразу двумя головами.
– Видите ли, – пыталась ответить левая голова Арчибальта, – У скрежециан нет полов – вы понимайт о чём я? Поэтому наш две голов – это что– то вроде двух слитых…как сказать?…воедино существ…Поскольку мы есть знакомы с детства, то хорошо знаем друг друга и между нами это…как это по-вашему?…Ну эта… Ну …А!…Любоффъ! Да, ес, ес, то бишь, есть немножко похоже. Между нами взаимопонимание, нет ссор…Скрежециане вообще миролюбивые жители: в наша история нет войн и конфликтов…О! Да, да!…Всё есть замечательно!…Но у меня случился этот маленький катастроффъ…Очень неприятно…Я как будто оставаться совсем один.
– Не бэспакойся, дарагой, тэпэрь я усэгда з табой! – вновь неожиданно сказала правая голова. И вроде бы даже улыбнулась.
– Позвольте! – допытывался неуёмный Странник, – Но кого же из вас зовут Арчибальт? Ведь вас, ясное дело, двое!
– О! это есть условность! – объяснила левая голова, – У скрежециан никогда не быть нарицательных имён: наша планета, города, материки, океаны и реки не иметь названий, пока мы не вступить в контакт с иными цивилизациями…Подумайт, разве можно перемигиванием объяснить другому скрежецианцу, что я есть именно Арчибальт, а не Ромуальд, например?.. Понятие, которым пользоваться наш народ означает по-вашему просто «индивидуум»…Поэтому, при общении с другими цивилизациями, мы пользуемся условными именами, относящимися сразу к двум, если так можно выразиться, головам…Это есть понятно?
Вилла Арчибальта располагалась в живописнейшем районе недалеко от столицы планеты. В будущем, по словам профессора, здесь, на берегу океана, будет устроен курорт, а пока среди жуткого нагромождения скал, круто вздымающихся над узкой полоской пляжа, красовалось всего одно строение, будто выросшее тут само собой – настолько оно вписывалось в пейзаж. Это была вилла и, одновременно, лаборатория Арчибальта.
Ба! Видели бы вы эту виллу!
Не иначе как какой-то сумасшедший архитектор вздумал перемудрить саму природу и создал это чрезвычайно взбалмошное сооружение, презрев законы физики и геометрии. Судите сами: понастроенные без всякой видимой симметрии (я бы даже выразился поточнее – абы как и абы где) башенки острыми шпилями прокалывали синее небо; их в совершеннейшем беспорядке связывали бесчисленные балюстрады, галереи и лестницы, то легко вьющиеся серпантином прямо в воздухе, то неожиданно врезающиеся в землю, поражая на повал всякое воображение необычайностью крутизны и немыслимостью поворотов и виражей. Казалось, что все эти галереи представляют собой одну и туже ленту Мёбиуса, воплощённую в камень и намотанную, вопреки рассудку, на некое подобие тех замков, что дети лепят из мокрого песка.