– А ты не врёшь?
– Чего же мне врать, милый?! Видишь, какой я немощный и хилый!
– Ну иди. Никто тебя не держит… Сапоги вот, хочешь, подарю? А то обувка у тебя дюже срамная!.. И чтоб мы тебя здесь больше не видели! – добавил Странник вслед убегающему вдаль Кощею.
– Зря ты его сапогами одарил! – заметил Старик. – Запыхается нелюдь, не ровен час!
– «Вкругаля» – это как? – между тем настороженно спросил Ромуальд.
– Это когда – напролом, не разбирая дороги и не вдаваясь в лишние подробности! – решительно объяснил Странник. – Это мы ещё посмотрим, с чем едят Змеев Горынычей!
9. Здрасти…то есть, страсти-мордасти
По коридору налево уже скоро и как раз кстати нашлась дверца в небольшую пещерку. Небольшой она казалась потому, что большую её часть занимало гигантское туловище Змея Горыныча. Лежал он на полу, трехголовенький, и сам с собою в карты играл. А так как лап у Змея имелось только четыре, то две головы, стало быть, играли (каждой из голов как раз по паре лап выходило), а третья голова той и другой в карты заглядывала и подсказывала. Интереса от такого процесса никакого не получалось, одни только споры-раздоры. Так что Счастливчики застали Змея в затяжном самобичевании и обругательстве.
– Ты, средняя, пошто правой голове карты мои докладывашь? Не совестно, однако?
– А чего сразу средняя, средняя? Чуть что – сразу за ухо… Я и тебе всю правду, как на духу! Чтоб по справедливости!
– Так мы с тобой ближе к сердцу, и должны за одно быть, супротив правой, вместе да воедино! Ты всю таку тактику и стратегию мне портишь, шею понапрасну воротишь на сторону…
– Ты, левая, говори, да не заговаривайся! Знаем мы, как ты по ночам среднюю за уши кусаешь! Вот тебе и поделом!
– Да кто кусает-то? Кто? Покусываю, любя!
– От твоей любви только лапы дрыгаются, и у хвоста судороги… Неча среднюю к себе сманивать! У ней у самой, может быть, мозги есть!
– У хвоста судорога оттого, что средняя весь дань с ним в догонялки играет, точно кутёнок недоеденный… Он, бедолага, не знает уже куда деваться!
– Кутёнок?
– Хвост!
– А с кем же ему еще в догонялки играть? С тобой-то не шибко: ты, чуть что не по тебе, целиком заглатывашь… Пламенем совсем обварила и обжарила! Гляди, вон кожа вся послезала… Как кожура с банана!
– Нашла с чем сравнить! Ты хоть раз в жизни живой банан видела?
– Вот мне еще смотреть срамоту заокеанскую!
– Конечно, тебе бы только иглой Кощеевой уколоться, да дрыхнутъ сутками! Никакого интереса к жизни!
– С какими такими утками?! У тебя интерес большой: ужастики смотреть по блюдцу с голубой каёмочкой про всяких каракатиц с иных планет!
– А хоть бы и каракатиц! Зато кругозор шире!
– Прямо там, кругозор! Держи пасть шире: под носом у себя не видишь! Вона, какие-то уже с полчаса стоят, пришедши… А кстати, кто они такие и с чем их едят?
Затейливая немая сценка, в продолжение которой три головы Змея Горыныча с откровенным интересом и жгучим любопытством разглядывали наших героев, а те, прямо скажем, с весьма смешанными чувствами рассматривали Змея, – достойна быть описанной лишь пером несомненного гения. В отсутствие какового вашему покорному слуге, автору, придётся самому справляться с ситуацией, покусясь на величавое звание и рискуя хоть кое-какой, но своей репутацией.
Змей смотрел на Счастливчиков дружелюбно. Кто же будет смотреть на собственный обед, скажем, с отвращением или с антипатией? Обед – а равно с ним и завтрак, полдник, ужин и прочий ленч, – всегда в радость обретшему! Тем более долгожданный, многообещающий и обильный. Как заядлый гурман в предвкушении блистательных гастрономических блюд, Змей Горыныч смаковал видимое, облизываясь и чмокая в три глотки. В его грандиозно выдающемся животе зычно урчало: там готовилось место для лакомых лапок, сочных мозгов и отменной грудинки, для крылышек, филейных частей и потрошков…
Несколько иными, надо полагать, были впечатления наших героев.
Странник, например, примерялся: какую голову срубить, какую – свернуть и оставить мучиться, а которой одной из всех потом в лоб задавать каверзные вопросы на засыпку.
Принцесса представляла себе восторг и зависть подружек при ее появлении на улице в сопровождении маленького домашнего дракончика… Дракончика звать Микки, и он очень – очень милый, почти не кусается.