— Бомжи?
— Нет больше ни бомжей, ни бичей, лейтенант. Общая беда нас всех сплотила, сделала мстителями человечества. Беда одна на всех, как это ни высокопарно звучит. Что топчешься? Ноги вытирай и заходи.
В вагончике тепло и уютно. Тихо гудит чугунная печка, на которой закипает чайник. Слабо шевелятся давно не стиранные занавески в горошек. За сколоченным из досок столом сидит генерал и играет с полковником якутом в морской бой. Якут, видавший море не раз и не два, уверенно ведет в счете. Генерал злится и грозит распоясавшемуся полковнику разжалованием до нижестоящего чина.
Угробов вежливо кашляет, чтобы быть замеченным. Подталкивает меня вперед, поближе к свету:
— Вот, товарищ генерал, поставили на ноги.
Генерал торопливо смахивает на пол планы расположения четырех— и трехпалубных кораблей в стоквадратной секретной зоне. Под его руками остаются карты города.
— Пономарев? А где же та цыпочка, которая с вами… — генерал слышит сухой щелчок предохранителя и вглядывается в темный угол. Годами наработанный опыт подсказывает ему, как вести себя в щекотливой ситуации. — Прапорщик Баобабова, что вы там все щелкаете? Не обольщайтесь, не о вас разговор. У нас с лейтенантом свои секреты.
А вот это старик зря. Я, конечно, уважаю генеральские погоны, но так подставлять старших лейтенантов!
— Капитан, — суетится генерал, — приглашайте молодых к столу. Разговор предстоит серьезный, и времени для игр у нас нет. Начнем с вас, капитан. Доложите дислокацию.
— Расположение партизанского отряда под моим руководством глухо заблокировано в районе кладбища. — Угробов показывает на карте место, где много холмиков и крестов. — Под нашим контролем, кроме вышеуказанной зоны, находится девяносто процентов свалки и часть новостроек южного района. Пытались пробиться к объекту “Сберкасса номер сто двадцать три”, но, понеся большие потери, отступили. Лупят, гады, как серпантином разбрасываются.
— Эмоции, капитан, оставьте для победы. Численность вашего отряда? Говорите, говорите. Полковник с лицом якутской национальности наш человек.
— Сорок восемь стрелков, из них восемь женщин и двадцать раненых. Час назад к нам прибились пять человек из прокуратуры. Так что, сами считайте.
— Хорошо. То есть плохо. — Генерал хмурится. — С такими силами до клиники не пробиться.
— Значит, подмоги с Большой Земли не будет? — спрашивает Угробов.
— Да? — вторит ему Баобабова.
— Однако! — расстраивается полковник якут.
Генерал резким хлопком ладони о поверхность стола прекращает панические разговоры. Откидывает со стоящего рядом топчана шинель. Под ней небольшой транзистор на батарейках.
— Я, между прочим, здесь не в бирюльки играю! — гаркает он. — И регулярные армии тоже не строевой подготовкой занимаются. Охотники ваши до окраин дошли и заняли круговую оборону. Армия еле сдерживает натиск. Центр каждый час сводки передает. Положение отвратительное. Гости прислали ноту, в которой выдвигается требование о политической автономии захваченного района. Требуют равноправных с людьми прав, своего мэра и денег на восстановление ими же разрушенной инфраструктуры. Как вам такой поворот?
Нам не нравится.
— То-то и оно, что хрен им в монитор, — слегка успокаивается генерал. — Но проблему необходимо решать. И не откладывая.
— Нас-то для чего вызвали? — Машке даже злые генералы нипочем.
— К тому и разговор веду, прапорщик. Мы здесь без вас все тщательно обмозговали, взвесили и решили следующее: оставаться в стороне наш партизанский отряд не может. До зимы не протянуть. Запасов маловато. А вредительством заниматься совесть не позволяет. Капитан, например, предлагал вызвать огонь на себя и разнести здесь все к чертовой матери. Но из чьего кармана потом высчитывать будут?
— С меня еще за джип, в тайге оставленный, не все высчитали.
— Ой, лейтенант, с такой мелочью не приставайте. О большем разговор.
— Нас-то зачем вызывали? — переспрашивает Машка, начиная грызть ногти. Напарница, когда ногти грызет, сильно злится.
— Вас? Мы? Вызывали?
Полковник с лицом якутской национальности склоняется к уху генерала и напоминает ближайшие планы.
— Вы серьезно? — переспрашивает генерал. — Ну, раз решили… Решили мы, что прорываться к клинике большой группой нерационально. А вот если малым отрядом, количеством человека эдак в два… Шансы очень крупные.
Мне уже ясно, кто эти два человека, но переспросить не мешает. Вдруг генерал сам захочет войну выиграть? С капитаном или с якутом тем же?
— Мы долго думали, кого послать, — генерал не в состоянии смотреть в глаза тем, кого выбрал на верную смерть. — Были предложены многие кандидатуры. Даже я добровольно вызывался. Но рулетка выпала на вас, старший лейтенант, и на вас, прапорщик. Поздравляю от всего сердца.
— Куплено все, — бурчит в сторону Баобабова, но протестовать в открытую не решается. Сегодня не мирная ночь, можно и по закону военного времени схлопотать, без адвоката и последнего телефонного звонка.
— Что мы должны сделать? — После тяжелого ранения и скоропостижного выздоровления старшелейтенантская совесть прямо-таки лезет из тела.
Генерал смахивает с карты города хлебные крошки, ставит в центр стола зажженную свечку и фломастером рисует вокруг психиатрической клиники
жирный круг:
— Здесь. Штаб. По донесениям разведки, противник, числом нас превосходящий, держит в заложниках главного врача данного учреждения…
— Монокля? — не сдерживаю я волнения.
— Знакомы? Видите, как все отлично складывается. Вам и карты в руки. Совершенно правы — Монокля и его несовершеннолетнего сына. С ним вы также имели честь видеться. Стервец, который “Ту” выстругал.
— Знаем, — кивает Машка.
— Ваша задача: пробраться в клинику. Отыскать главного врача и сына главного врача. С их помощью прекратить агрессию. Каким образом? Разберетесь на месте. Если бы знал, сам бы пошел. Но раз вы у нас из “Подозрительной информации”, то вот вам и хлеб насущный. Правильно я говорю, капитан?
Может, у Угробова есть свое мнение, но он оставляет его при себе.
— До ничейной полосы капитан вас и проводит. Возьмите только самое необходимое. Желательно действовать скрытно, впрочем, детали операции оставляю на ваше усмотрение. Главное, чтобы приказ выполнили. К утру, в крайнем случае, к завтрашнему обеду территория нашего города должна быть очищена от Охотников. Иначе можете не возвращаться. Заградительные отряды будут проинструктированы должным образом. Больше не смею вас задерживать, товарищи сотрудники восьмого отделения милиции.
Выходим на свежий кладбищенский воздух. За спиной, в будке без колес, слышится шорох настраиваемого транзистора. Хриплый голос сквозь помехи сообщает товарищу генералу, что вероломный и виртуальный враг за прошедший час подло захватил булочную на Садовой улице, рюмочную в переулке Рыбаков и оккупировал винно-водочный завод на западной окраине города.
— Ребята, — смущается Угробов, оглядываясь на закрывшиеся за нами двери, — без вас и в самом деле никак. Уж войдите в положение. А потом, честное слово, рассчитаемся. Если все удачно закончится, я вам из резервной кассы в отдел компьютер настоящий куплю, чтоб все как у людей было.
— Не надо нам этой радости железной, — прерывает его Баобабова. — Мы и за так, за спасибо отработаем. Мы ж человеческие люди, понимаем, что к чему.
Где-то в глубине кладбища слышится гулкий одиночный выстрел. И словно сигналом становится к веселому треску и стрекоту.
— И здесь покоя нет, — вздыхает Угробов, с тоской посматривая в сторону выстрелов. — Нащупали нас. Ребята, вы уж сами добирайтесь, а меня дела ждут. И помните, пока мы держимся, врагу не спать спокойно. Мы, как прыщ в неудобном месте, нас так просто с кладбища не выдавить. Последний оплот законности. Да вы и сами все понимаете.
Капитан Угробов машет рукой, как бы временно прощаясь, и гигантскими прыжками, не разбирая, через чьи могилы прыгает, несется к месту прорыва беспокойных Охотников.