Несколько мгновений царила полная тишина, затем спортзал взорвался звуками.
— Расследование у нас?
— Проклятое СВ…
— К дьяволу перемирие!
Фалькенберг поймал взгляд Гленды Руфь. Он жестом указал на дверь и вышел из зала. Несколько минут спустя Гленда присоединилась к нему.
— Мне нужно оставаться там, Джон. Надо решить, что делать.
— Только что все ваши решения утратили значение, — ответил Фалькенберг. — У вашего Совета теперь не так много козырей, как раньше.
— Джон, что они сделают? Он пожал плечами.
— Теперь, когда СВ уже здесь, попытаются остановить войну. Думаю, Силане и в голову не приходило, что жалобу промышленников Франклина Большой Сенат услышит скорее, чем писк толпы фермеров…
— Ты ожидал этого! Этого ты ждал?
— Чего-то в этом роде.
— Ты знаешь больше, чем говоришь! Джон, почему ты ничего не рассказываешь мне? Я знаю, ты меня не любишь, но разве я не имею права знать?
Он долго неподвижно стоял под ярким красноватым солнцем. И наконец ответил:
— Гленда Руфь, в политике и войне нет ничего определенного. Однажды я дал девушке обещание и не смог его сдержать.
— Но…
— У каждого из нас свой долг. Поверишь ли ты, если я скажу, что пытался уберечь тебя от выбора — и себя тоже? Тебе лучше подготовиться. Следственная комиссия СВ не привыкла ждать, а она прибудет меньше чем через час.
Суд должен был состояться на борту «Бесстрашного». Четырехсотметровый бутылкообразный боевой корабль на орбите Нового Вашингтона оказался единственной доступной нейтральной территорией. Когда делегаты патриотов через шлюз прошли в корабль, почетный караул морских пехотинцев приветствовал Баннистера точно так же, как генерал-губернатора Конфедерации. Потом делегацию по длинным серым коридорам отвели в предназначенную для нее офицерскую гостиную.
— Генерал-губернатор Конфедерации Форрест уже на борту, сэр, — сказал сопровождавший их сержант морской пехоты. — Капитан хотел бы через десять минут встретиться в своей каюте с полковником Фалькенбергом.
Баннистер осмотрел маленькую гостиную.
— Вероятно, все прослушивается, — сказал он. — Полковник, что будет дальше?
Фалькенберг отметил искусственно дружелюбный тон Баннистера.
— Капитан и его советники встретятся с каждым из нас по отдельности. Если вы захотите вызвать свидетелей, он об этом позаботится. Когда суд сочтет нужным, он сведет обе стороны. СВ обычно старается прийти к соглашению, а не навязывать собственное решение.
— А если мы не согласимся? Фалькенберг пожал плечами.
— Вам могут позволить решить спор войной. Могут приказать наемникам покинуть планету и объявить ее блокаду. Могут даже ввести собственный корпус и сами навести порядок, который вам придется принять.
— А что случится, если мы прикажем им уйти? Что они смогут сделать? — спросил Баннистер.
Фалькенберг слегка улыбнулся.
— Они не могут завоевать планету, потому что у них недостаточно морской пехоты, чтобы удержать ее, но могут сделать многое другое, господин президент. Такому крейсеру по силам сделать весь Новый Вашингтон необитаемым.
У вас на планете нет ни обороны, ни флота. Я бы основательно подумал: стоит ли сердить капитана Гранта? Кстати, меня приглашают в его каюту. — Фалькенберг отдал честь. В этом жесте не было ни следа насмешки, но когда полковник вышел, Баннистер поморщился.
Фалькенберга мимо часовых провели в капитанскую каюту. Ординарец открыл дверь, впустил его и исчез.
Джон Грант — высокий худой офицер с преждевременно поседевшими висками, что делало его старше. Когда Фалькенберг вошел, Грант с искренней радостью встал ему навстречу.
— Приятно вас снова видеть, Джон Кристиан. — Он протянул руку и с удовольствием осмотрел гостя. — Вы в хорошей форме.
— Вы тоже, Джонни. — Улыбка Фалькенберга тоже была искренней. — Как семья?