— О, я его знаю, — сказала Бонни Далримпл.
— Он интересный? — спросил Мойше. — У меня сегодня полно дел.
— Говорит очень сжато, — ответила Бонни. — Очень многое укладывает в сказанное. У него каждый абзац очень важен. Думаю, тебе лучше пойти послушать.
— А что ты у него узнала? — спросил Ричард Ларкин.
— О, я была слишком мала, чтобы ходить на его лекции. В сущности, самого профессора Фалькенберга я знаю не очень хорошо. Я дружила с его сыном. С Джоном Кристианом Фалькенбергом Третьим. Это было, когда папа работал в посольстве в Риме. Мы с Джонни Фалькенбергом бродили по всему городу. Он о нем все знал, было очень интересно. Капитолийский холм со статуями, и еще выше — Тарпейская скала, с которой сбрасывали предателей, — на самом деле там не так уж высоко. И мы ходили по Виа Фламиниа. Шли по ней, и Джонни пел старинный римский марш: «Когда идешь по Виа Фламиниа, по дороге легионов Рима…»
— Забавное свидание.
— Скажешь тоже — свидание. Ему было четырнадцать, а мне двенадцать, мы были просто детьми, которые играют вместе. Но было очень забавно. Кажется, я тогда была усердней.
— Ха. Ты и сейчас такая. В последнем тесте обошла меня, — сказал Мойше Эллисон.
— Ну, если бы ты работал, а не бегал за девушками… Эллисон заморгал, а остальные рассмеялись. После чего
встали и вместе направились в лекционный зал. Снаружи висел тяжелый смог, но он такой всегда, так что они не обратили на него внимания.
— Так откуда же ты знаешь о лекциях старого Фалькенберга?
Бонни рассмеялась.
— Джонни часто приводил меня к себе домой. Обычно там никого не было, кроме старой черной экономки, но иногда профессор приходил домой раньше обычного и спрашивал нас, где мы побывали. И все нам рассказывал об этих местах. Всё, где бы мы ни оказались.
— О!
— Это было интересно. Рим тогда был приятным городом, со множеством старинных зданий. Думаю, сейчас они все уже снесены. И профессор все о них знал. Но Джонни, рассказывал о них гораздо интересней — думаю, я тогда в него была влюблена. — Бонни рассмеялась.
— Так вот что с ней, — сказал Ричи. — Никак не может расстаться с детской влюбленностью в этого… как его звали?
— Джон Кристиан Фалькенберг Четвертый, — торжественно произнес Мойше Эллисон.
— Третий, — поправила Бонни. — И, может быть, ты прав.
Они подошли к лекционному корпусу и по мраморной лестнице поднялись в зал Смита.
Профессор Фалькенберг оказался высоким худым человеком с очень глубоким властным голосом. Нисколько не изменился, подумала Бонни. Он мог бы и телефонный справочник прочесть так, что тот станет чрезвычайно значительным.
Фалькенберг кивнул студентам.
— Добрый день. Приятно видеть, что в Соединенных Штатах есть еще несколько студентов, интересующихся историей.
Я хотел бы рассмотреть происхождение Совладения. Но, чтобы это сделать, необходимо понять, что произошло с Соединенными Штатами и Советским Союзом, чей непрочный союз создал наш современный мир. Друзья во Второй мировой войне, противники в холодной войне — как случилось, что эти две державы разделили между собой весь мир?
У этой проблемы множество аспектов. Один из них — упадок военной мощи обеих держав. Но и этот аспект сам по себе имеет множество особенностей.
Сегодня мы поговорим о военном руководстве — ив общем виде, и в конкретный период существования этих двух держав. Начну с нескольких коротких цитат из Джозефа Максвелла Камерона, писателя прошлого столетия, который в своей «Анатомии военных достоинств» сказал…
Профессор Фалькенберг раскрыл карманный компьютер, коснулся клавиши и начал читать.
«Армии контролируются действиями двух классов власть имущих. Внешне эти люди различаются положением или чином, но существенное различие заключается в источнике их власти. Один класс действует на основе права, данного ему суверенной властью. Другой действует на основе права, данного ему первым классом. Это не случайное соотношение, оно основано на естественном принципе власти. «Штатный» офицер действует, опираясь на суверенную власть или на приказ, отданный вышестоящим «штатным» руководителем. «Нештатный» офицер обладает равной и временами абсолютной властью, но облечен ею по распоряжению «штатного» офицера, который его назначил и имеет право отозвать. Мало какой из принципов власти понимается в наши времена хуже, чем взаимоотношения между «штатными» и «внештатными» руководителями, иными словами — между правительством и военными. Повышение, которое дается в награду, чин, который воспринимается как признак касты или как стимул в профессии, занятии или армейской карьере, — вот что затмевает суть проблемы. Рядовой может доказать, что стоит не меньше генерала; в сущности, рядовые не раз это доказывали; и всегда это делал солдат, который знает свое дело, каковы бы ни были его мотивации. Иерархия рангов, которая изобретена для повышения престижа и платы, способна лишить армию ее силы, в то же время вызывая всеобщее одобрение тем, что считается ее преимуществами. Одним из несомненных признаков упадка военной системы является увеличение соотношения тех, кто обладает властью, и тех, кто обязан этой власти подчиняться. Оптимальное соотношение может меняться в соответствии с усовершенствованием вооружения, но лишь незначительно.
Из-за своих специфических целей и особой роли армия обладает оптимальной структурой контрольных механизмов, средств и приложений. В идеале она должна быть простой, способной эффективно осуществлять намерения власти. Однако в индустриальные и технократические периоды этот естественный образец забывается, нормальное устройство искажается в угоду капризам машин. Появляются военные чудовища, аналогичные лишенным головного мозга трехногим детям, которых взращивают, словно великую ценность. Они внушают чистый ужас всем, кроме тех, кто зачарован магией технологии…»
Фалькенберг закрыл компьютер и слабо улыбнулся.
— Эти слова были написаны незадолго до того, как в армии Соединенных Штатов появилось вдвое больше генералов, чем во время конфликта, известного как Вторая мировая война, несмотря на сокращение самой армии. И это еще не все. Соотношение офицеров и рядовых стало неумолимо меняться в сторону увеличения числа офицеров; и поскольку оптимальное соотношение — пять процентовка некоторые элитные организации достигали блестящих успехов и с меньшим процентом офицеров, неудивительно, что вскоре в армии Соединенных Штатов один офицер приходился на двенадцать рядовых, а один генерал — на полторы тысячи подчиненных, и эффективность системы значительно ослабла.
Военные менеджеры рождаются легко. Истинные лидеры чрезвычайно редки.
— Ты была права: он действительно говорит сжато, — сказал Мойше Эллисон.
Бонни захихикала.
— Он нисколько не изменился, это уж точно.
— И ты его слышала только дома? Удивительно, что его сын не спятил. А кстати, что с ним случилось?
— У него были какие-то неприятности, — сказала Бонни.
— Неудивительно, — усмехнулся Ричи.
— Не знаю, какие именно, — сказала Бонни. — Но только знаю, что Джонни поступил в Академию Совладения, Мы переписывались, но когда он закончил и был отправлен на корабль…
— Похоже, ты по нему скучаешь, — сказал Мойше.
— Да уж, обо мне ты никогда не говоришь таким тоном, — добавил Ричи.
— А ты еще что-нибудь о нем слышала? — спросил Мойше.
Бонни отрицательно покачала головой.
II
Анджела Найлс старалась не уснуть. Казалось, прошло очень много времени. Однажды она поняла, что видит сон, но все было чрезвычайно реально: заполненные людьми улицы Шанхая, тысячи мужчин и женщин в синих рабочих костюмах — не то чтобы форма, но люди в ней были похожи на синих муравьев. Они вопили, выкрикивали слова, которых она не понимала, но их намерения были достаточно ясны. Синие муравьи собирались убить ее. Она побежала, неожиданно ее окружили синие и золотые мундиры — другой оттенок синего цвета, это синева Совладения — небольшой отряд солдат Совладения сомкнулся вокруг нее. Они увели ее от толпы, потом повернулись, грянул залп, потом другой, и синие муравьи на мгновение с криками остановились.