Хмурясь, граф бесплодно вглядывался в экран, изучая каждую колонку, на случай, если сообщение ошибочно попало не в тот раздел.
Снова никакого результата…
— Проклятие, — выругался Ренальдо сквозь зубы — Черт бы его побрал!
Сейчас отсутствие новостей было плохой новостью Он взглянул на часы К утру работорговец опоздает с посланием на полные шесть дней. Набрав в грудь побольше воздуха, граф еще раз углубился в список поступившей информации.
Ничего…
Ренальдо охватило отчаяние Каждый день пути умирало определенное число рабов. Снаряжая такой корабль, приходилось раскошеливаться на определенные средства жизнеобеспечения: продукты, обработка отходов и тому подобное. Все это дорого стоило. Разумеется, оборудуя невольничьи суда, думали не об удобствах, а лишь о том, как сохранить жизнь рабов при самых низких затратах. Во-первых, требовалось знать, какую примерную прибыль можно ожидать от „среднего“ раба, во-вторых, подсчитывалась приблизительная общая стоимость груза. Это число, поделенное на стоимость корпуса корабля-работорговца (с учетом новых средств жизнеобеспечения), давало суммарный выигрыш. Чем больше было это число, тем больше маршрутов приходилось сделать, прежде чем инвестор чувствовал выгоду. Смысл работорговли и заключался в скором получении прибыли.
В свою очередь, чтобы ускорить этот процесс, обычно экономили на дорогостоящем оборудовании жизнеобеспечения на борту, хотя и сознавали, что определенный процент груза не достигнет конечного пункта назначения. Приходилось как следует все взвесить, улучшая или ухудшая условия — или качество рабов, — прежде чем достигалась удовлетворительная экономическая формула Ренальдо дал Корто указание прежде всего руководствоваться как можно более низкими затратами. Главное, купить по наименьшей цене большой, пригодный для полетов транспортный корабль для перевозки скота — чуть лучше того, что идет на слом. Затем Корто следовало оснастить его минимальными системами жизнеобеспечения — не обращая внимания на удобства или безопасность. В конце концов в каждом полете капитану приходилось набивать трюмы достаточным числом рабов, чтобы компенсировать потери, связанные с возраставшей из-за плохих условий смертностью.
До сих пор инвестиции Рональдо окупались исключительно хорошо. Корто бывшему ветерану войны, — несмотря на очень плохой уход и заботу о корабле, удавалось поддерживать его на ходу. Однако теперь капитан опаздывал на целых пять дней!
„Дилетанты“, — рычал Ренальдо. Такая задержка могла обойтись ему… Он быстро подсчитал в уме — две сотни рабов. Морщась, граф снова пустился в расчеты, используя станцию. На этот раз у него получилось двести пятнадцать рабов.
С грохотом захлопывая крышку стола, Ренальдо злобно стиснул зубы и с трудом поднялся на ноги. Пнув свой старинный стул так, что тот долетел до середины комнаты, граф выскочил из кабинета и поклялся, что „композитор“ и капитан работорговца дорого заплатит за свои ошибки.
— Найти миссис Тимптон! — крикнул Ренальдо в холле сжавшемуся от страха слуге. — Скажи, чтобы срочно вызвала ко мне в спальню Гюнтера и эту Кресс!
Накануне ночью с востока прилетел холодный осенний ветер, принесший с собою первый снег. Все школы закрылись, и манхэттенские парки наполнились счастливой шумной ребятней. Однако, проходя мимо Бэттери-Парка, Кэнби не обращал внимания на игравших детей. Он по-прежнему пребывал в состоянии изумления — почти каждый, кому он предлагал наняться к нему в экипаж, тотчас же проникался его идеей. Некоторые, вроде Петерсон, даже закладывали свои пенсии. Остальные с ходу соглашались, обещая приступить к делу, как только Кэнби даст знать. Еще не кончился второй день, а Кэнби уже набрал остаток своего экипажа и вовсю вербовал экипаж для второго корабля Сейчас он шел через Бэттери-Парк, чтобы повидаться с Ренфро Гиббонсом, отличным пилотом и одним из лучших командиров кораблей, когда услышал пронзительный женский крик.
— Берегитесь!
Почти в ту же секунду на Кэнби налетело что-то непонятное, возникшее из ниоткуда и сбившее его, словно кеглю. Кэнби неудачно приземлился на спину, перед глазами заплясали, как звезды в гиперэкране во время жестокого боя, яркие святящиеся точки. Наконец на фоне серого неба перед Кэнби вырисовалось лицо женщины.
— Вы не пострадали? — с тревогой в голосе спросила она. Кэнби проверил, в порядке ли его руки и ноги.
— По-моему, нет. — Он осторожно рассмеялся. — Разве что человеческое достоинство.
Рядом с лицом женщины появилось лицо мальчика.
— Дамиан, — строгим голосом начала женщина, — я ведь велела тебе смотреть, куда едешь.
— Извини, мам.
— Извиняйся не передо мной, а перед этим господином — М-м, извините, пожалуйста. Кэнби медленно сел, мигая глазами.
— Ничего. — Увидев гравитонолет мальчика, он усмехнулся. — Здорово же мне досталось от твоей машины, Дамиан.
— Мы ужасно сожалеем, — еще раз извинилась женщина. Стряхивая с рук снег, Кэнби встал и только теперь заметил, что она очень симпатичная блондинка. Стройная, примерно пяти футов восьми дюймов ростом, с длинными распущенными волосами. У нее было лицо в форме сердечка, подправленной формы брови, задумчивые голубые глаза, вздернутый носик и полный, чувственный рот. В руках незнакомка держала светло-коричневые кожаные перчатки. Чуть великоватое потертое темно-желтое пальто, очевидно, покупалось на распродаже. Оно полностью скрадывало грудь женщины. Облик завершали миниатюрные светло-коричневые ботинки и предлинный шарфик в зеленую полоску. Кэнби протянул руку.
— Меня зовут Гордон. Гордон Кэнби. И я очень рад с вами познакомиться.
Незнакомка улыбнулась — казалось, ее улыбка осветила весь парк.
— А я — Синтия Тенниел, — сказала женщина, и в ту же секунду из-за облаков выглянуло солнце.
Стал заметен мягкий пушок, нежно покрывающий щеки многих натуральных блондинок.
— А это, — добавила она с тем особым недоверчивым взглядом матери, мой сын Дамиан. Кэнби протянул мальчику руку.
— Очень приятно, Дамиан.
— Пожми мистеру Кэнби руку, Дамиан, — еле заметно улыбаясь, подсказала Тенниел. — И скажи спасибо, что он не надрал тебе уши.
С угрюмым видом мальчик пожал Кэнби руку.
— Э-э, очень приятно, мистер Кэнби. Еще раз простите, что задел вас своим гравитонолетом. Кэнби рассмеялся.
— Бывает, — бросил он.
— Только с неосторожными мальчишками, — добавила Тенниел.
— Извини, мам, я буду поосторожнее. Можно я пойду поиграю?
Улыбнувшись, Тенниел кивнула.
— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мистер Кэнби? — спросила она.
— Уверен, — ответил Кэнби, глядя, как Дамиан мчится на гравитонолете в парк. — И мое имя Гордон… вообще-то многие зовут меня Гордо. „Мистер Кэнби“ звучит так, будто мне тысяча лет.
— Пожалуй, мне нравится имя Гордон, — заметила Тенниел, встречаясь с Кэнби взглядом. — И вы очень любезны.
— Может быть, оттого, — признался Кэнби, — что я ужасно рад этому происшествию.
— Не понимаю… — промолвила Тенниел.
— Ведь если бы не этот случай, — начал Кэнби, чувствуя, что его щеки загораются, как у школьника, — я бы с вами не познакомился.
— Хорошенький способ знакомиться!
— Я не упускаю никаких возможностей.
— Очень мило с вашей стороны, — ответила Тенниел. — Спасибо.
— Не стоит, — произнес Кэнби, не зная, что еще сказать. — Вы, наверное, часто сюда приходите.
— Как только могу себе позволить, — сказала Тенниел. — Трудно растить ребенка в городе. Здесь он находит хоть какую-то свободу. — Она покраснела. — Когда не пытается кого-нибудь задавить.
— Ну что вы. — Кэнби усмехнулся. — Вы живете в городе?
— Да, — лаконично ответила Тенниел.
— Наверное, работаете тоже здесь, — произнес Кэнби через некоторое время.
— Когда есть работа, — согласилась она, рассеянно проводя рукой по светлым волосам, как будто довольная тем, что Кэнби не пытается узнать больше. — В основном случайная — только чтобы не сидеть на пособии. Я коплю на взнос для получения постоянного места, но, по-моему, так никогда и не накоплю. — Тенниел вздохнула. — Вы похожи на бывшего военного. Теперь, наверное, в отставке?