Это был не Ц-Цузу.
— В тот раз…
В голове не осталось других мыслей, кроме воспоминаний о прикосновениях Ц-Цузу в ту ночь, таких непристойных и в тоже время неожиданно мягких и бережных. Будто это и вовсе был не он.
— В тот раз это был ты, — ей все же удалось это произнести.
— Да, Шикти, это был я, — он тепло улыбнулся, посмотрел с нежностью, а затем неловко рассмеялся. — Признаю, это было не лучшее мое выступление. Да что уж юлить, оно было хуже некуда! Из-за Райза чувствовал себя каким-то двоечником на экзамене с потеющими ладошками. Каждую минуту только и ждал, что он скажет: «Я понял, кто ты!», — парень изменил голос, чтобы тот стал похож на голос человека, разрушившего все. — Вот стыдоба была бы, — он закрыл лицо ладонью и посмотрел на Шикти сквозь растопыренные пальцы. — Делать ставку на то, что ты поверишь, будто Ц-Цузу способен думать о ком-то, кроме себя, заботиться не только о своем удовольствии, тоже было рискованно. Но иначе ты бы не сняла свой покров.
— Зачем? — глухо спросила она.
— Чтобы получить твой генный материал, — он взглядом указал на плечо и шею Стирающей Явь — там, где укусил ее, находясь в облике Ц-Цузу. — Мне нужно было изучить твой геном, чтобы синтезировать подходящий яд для этого момента. Все таки без возможности обездвижить тебя было бы слишком хлопотно закончить все.
— Синтезировать яд?
Воздуха критически не хватало. Голова раздулась от мыслей, казалось, еще немного, и она лопнет, распадется на атомы так же, как распалась голова Ц-Цузу. Этот гудящий рой ос метался в черепной коробке, бился о кость, оставлял на ней неприглядные, избыточные пятна.
Изучение генома, синтезирование яда, способного отравить даже Стирающую Явь.
Задыхаясь, Шикти посмотрела на стоящего перед ней парня. На его виске не было коммуникатора, но она понимала каждое его слово — как иначе, ведь он говорил на ее родном языке: без малейшего акцента, хотя речевой аппарат человека не смог бы передать так точно все детали звучания.
— Ты… нет… не может быть… невозможно, — она хотела опустить веки, покачать головой, но вышло лишь едва заметное подрагивание ресниц. — Ты же не… Приносящий Хаос?
— Ась? — откликнулся парень.
Нет. Это какая-то чушь. Это невозможно. Его не должно быть здесь. Его вообще не должно быть.
— Ты же погиб, — фраза прозвучала глупо даже для самой Шикти.
— Погиб? Я? — парень хохотнул в ладонь и посмотрел на нее — без насмешки, с искренним любопытством. — Как ты это себе представляешь?
Это он. Это и правда он, тот, о ком она знала из старых, очень старых легенд. Но даже время было не в силах скрыть под своим покровом весь их мрак.
— Почему ты делаешь все это? Ты же был рыцарем. Был правой рукой одного из Пастырей. Его прикосновение… приручение…
— Приручение? Меня никто не приручал, — парень улыбнулся, осознав, что именно ввело Шикти в заблуждение. — Эльге никогда не поступил бы так со мной. Ведь я — «порочный ветер свободы, что наполняет его грудь», — процитировал он и звонко рассмеялся.
Стирающая Явь опешила: потому, что парень говорил о Пастыре в такой бесстыдно фривольной манере; потому, что называл его по имени; потому, что вообще знал его имя.
— Это из-за тебя Пастырь отказался от Нононо-до, — потрясенно пробормотала она.
Парень нахмурился, недовольно скривил губы, от чего Стирающую Явь бросило в жар. Но Приносящий Хаос не был зол. Просто раздосадован.
— Вот обязательно было вспоминать этого типа? Чуть что, все сразу попрекают меня этой обиженкой. Да он сам виноват, между прочим! Нечего было лезть. Пусть теперь сам на себя пеняет.
Нононо-до исчез перед самым нападением на Пастыря. Пирофазис сказал, что тот самолично принял решение отправиться в Колыбель, но что, если…
— Что ты с ним сделал?
— Чего, чуть что, сразу я? Я его и пальцем не тронул! — возмутился парень, но лукавая улыбка так и рвалась наружу, проявляя очаровательные ямочки на его щеках. — Вообще, если честно, думаю, он что-то заподозрил. Ну… я несколько раз позволил себе лишнего, — он замялся. — Ладно, ладно, я почти прямым текстом сказал ему, что это я! — выпалил он и буркнул: — Скорее всего он смылся к главному. Наверняка побежал жаловаться. Он всегда был той еще ябедой.
— Нононо-до не стал бы сбегать. Он бы не бросил Пастыря, зная, что ему грозит опасность.