Инта, подумал он, Алек. Кажется здесь их тоже нет. Надо уйти из этого мира, но любопытство вздрогнуло в нем: зачем меня сюда занесло? И что меня ждет среди этой ночи?
Никуда не пойду, пусть отыщет меня само.
Он стоял и глядел на чужие звезды; незнакомый рисунок созвездий, все непонятное и чужое, но это звезды, я вижу звезды, подумал он умиленно, не может этого быть но это есть: огромная и просторная ночь, густая трава под ногами, и воздух пахучий и живой, живительный запах ночи. И все это очередной обман, одна из хитростей лабиринта. Крысы, подумал он, мы трое лишь крысы в лабиринте, и мы должны пройти лабиринт, чтобы добраться до приманки. А какая это приманка? Смерть.
Он улыбнулся и сел в траву. Прохладная и живая трава, он нежно гладил ее рукой, травинки скользили между пальцев, и кто-то зашевелился в траве, настроил скрипку и запиликал.
Самое странное из приключений, потому что здесь со мной ничего не случиться.
Он сидел на траве и смотрел на звезды, и простые, ясные, четкие мысли... Словно я - это я. Словно не было никакой войны, и я свободен. А могу ли я быть свободен? подумал он, и могу ли я быть собой? Но что это значит: быть собой? Кем собой?
Он напрягся, и тот прежний, почти забытый, поднялся на поверхность и стал рядом с ним. И тоскливое удивление: нас никак нельзя совместить. Вот он рядом, стоит и смотрит с сожалением и тревогой и никак не может меня понять. Я и сам понимаю его с трудом, потому лишь что смутно помню то, что было простым и ясным... нет! Единственным и бесспорным. Миг назад я убил врага. _О_н_ не стал бы его убивать. Да, вмешался бы. Постарался бы обезвредить - но убить? Не раздумывая, не сомневаясь - потому лишь, что это враг. Нет. Тот, кто ценит свою жизнь и свою свободу, уважает чужую свободу и ценит чужую жизнь. Отнимающий жизнь отнимает чужую свободу, право выбора, право распорядиться своею судьбой.
Детский лепет, подумал он, но ведь это основа жизни. Я никогда бы не смог думать, как прежде, потому что уже привык убивать. Потому, что меня коснулась война, и я изувечен. А другие? подумал он. Те, кому посчастливилось выжить, как они будут думать и как они будут жить? И что они сделают со своею жизнью? Латорн, в тоске и смятении подумал он, что с ним будет, что они сделают с ним? Неужели он станет когда-то похожим на Землю?
Тихая кроткая ночь окружала его, но он сидел, зажав в кулаке травинки, и горькие, четкие мысли...
Могла ли война изуродовать все поколение?
- Да, - сказал он себе, - могла. Сначала она убивает честных, потом храбрых, и выживает только тот, кто усвоил урок. Скверный урок: своя жизнь всегда важнее чужой, и прав только тот, кто умудрился выжить.
- Дурак! - сказал он себе и заставил себя усмехнуться. - Что ты тревожишься о Латорне? Может быть он уже мертвее, чем ты. А если нет...
- А если нет, - сказал он себе, - тем более нечего волноваться. У нас нет привычки к войнам, мы были цивилизованны и разумны, и если мы победим... что значит одно поколение? - сказал он себе. - Представь, сколько поколений надо было сломать, чтобы на свет могла появиться Инта. И сколько еще поколений надо было сломать, чтобы такие, как Алек и Инта пришли убивать на Латорн. Все будет нормально, лишь бы мы победили...
Он вскочил и в последний раз принял в себя эту ночь - просторную, полную звезд, голосов и запахов жизни - самое странное из приключений: мгновение смысла среди безумия. А еще через миг он бросил себя сквозь времена и миры, сквозь... сквозь... в красное и зеленое, но здесь их нет, и опять рывок - серое и дождь, но это снова пустышка, и надо собрать все силы, все до капли, и первый страх: а вдруг я их не найду? и первую тревогу: что со мной будет, если я их не найду? - все, все в упругий тяжелый ком, до темноты, до удушья, и снова рывок, но сил уже нет, ты вязнешь, ты рвешь в отчаяньи вязкие нити - и белый-белый, мертвый, пустой мир? пространство? но в белом, пустом и мертвом две черные, будто обугленные, фигурки.
Он сидел, бессильный, словно мешок с тряпьем, и они подбегали к нему. Твердая рука Алека, тревожный взгляд Инты - и он ответил им вяло и облегченно:
- Ну вы и забрались, ребята!
Да уж, забрались, подумал Алек, поганое место, но лучше бы не уходить, потому что где-то внутри он знал: это не повториться. Это могло быть только здесь, но мы отсюда уйдем. Вот Альд очухается, и уйдем...
- Странно, - сказал Альд, - почему нас так разбросало? Вырвались вместе...
Я усмехнулся, Инта пожала плечами. Глупое слово "почему", будто и здесь у всего есть своя причина.
- Инта, - спросил Альд, - ты нашла Алека или он тебя?
- Ну я, - угрюмо ответил он. Нашла бы она меня! Очень ей надо!
- А где оказался ты?
- Еще увидишь, - буркнул он хмуро. Дурацкая мысль, почему я так подумал? Моя улиточка, мой командир, зря я так про тебя подумал.
- А в чем дело? - спросила Инта.
- Да вот никак не пойму. Что-то не так...
Все не так, подумал Алек, только я не хочу говорить.
- Инта, прости, если... ты что-то помнишь... из жизни?
- Почти ничего, - сказала она спокойно. - Обрывки.
- А ты, Алек?
А я промолчу. Пусть сам разгрызает, если охота.
- Такая мысль... глупая, да? А если это связано с нами... ну, то, куда мы попадаем?
- Не понимаю.
- Я тоже не понимаю, - грустно ответил он. - Просто подумал: а вдруг это мы придумываем Лабиринт? Это ведь самое подлое...
- Какой лабиринт?
- А! - сказал он. - Долго объяснять. Это место, где мы сейчас... оно твое, понимаешь?
- Ну да, - сказала она с усмешкой. - Мне место именно здесь.
- Не обижайся! Ты просто не могла ничего придумать, раз почти ничего не помнишь. А знаешь, где очутился я? Веселое такое местечко, где был ваш корабль и можно было убить кого-то в черном мундире. Проекция подсознания, - сказал он задумчиво, - наверное, это все время во мне сидело. И, понимаешь, я все время чувствовал, что это неправда. Сплошные натяжки, понимаешь?
- Нет, конечно.
- Ну-у... сама ситуация... словно это было разыграно для меня. Там не было города - я бы это почувствовал... даже самый чистый город излучает много тепла. А если нет, зачем было нападать на небольшое селение... что-то взрывать или жечь? Зачем было солдату гоняться за кучкой аборигенов? Да и этот... черный - он был слишком неуклюж для профессионала. При всей моей к вам любви - уж драться-то вы умеете.